Владимир Кернерман - Под «зеленым шатром». Размышления и комментарии

Так, возможно, рассуждал учитель, Виктор Юльевич, по пути домой, оставив в полуподвальном магазинчике «теток», гордых своим родом-племенем.

Не так ли и сейчас, поколение спустя, одурманенные гордостью за могущество своих племен, их особи считают, что…

«может, и не евреи это подстроили, а другие какие… Врагов-то весь мир кругом. Все нам завидуют, все нас страшатся…»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)

Это лишь наше предположение и цитата, взятая из текста книги в попытке понять смысл описываемой ею жизни. Главное же – это то, что вы, дорогие друзья, не «предполагаете», а думаете о путях выживания человечества как биологического вида.

Ваше мнение ожидается на сайте книги:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

Не все «люрсевцы» последовали совету своего наставника не выходить из дому в неопределенно-страшные дни после смерти Сталина. Илья и не думал на этот раз следовать наставлениям Виктора Юльевича. Призвание фотографа, проснувшееся в тот момент, когда отец подарил ему бесценный «ФЕД», вело его навстречу с бурлящим потоком жизни подобно тому, как призвание летописца Нестора заставило его «растекаться мыслию по древу» печальной и тревожной действительности своего времени. Как мы увидим, однако, из приведенного ниже авторского описания предприятие Нестора представляло гораздо меньший риск для жизни, чем предприятие его последователя Ильи.

«С утра седьмого марта он зарядил аппарат и сразу же, как мать ушла на работу, вышел на улицу…

Стоял странный гул – в нем был и вой, и крики, и что-то похожее на пение, и впервые за два дня Илье стало не по себе.

Надо было добраться до знакомой арки, там во дворе был сарай, с крыши которого можно было легко перелезть на крышу соседнего дома, четырехэтажного. Илья сделал рывок в сторону арки и понял, что люди стараются держаться подальше от домов, внутри потока, боясь быть прижатыми к троллейбусам, стоящим один за другим вплотную. Люди бились о борта, и несколько человек, примятых и неподвижных, лежали, прижатые к троллейбусному брюху, а другие наступали на них ногами. Илье, чтобы попасть на тротуар, надо было протиснуться между телами – неужели они мертвые? Быть не может… Другого пути не было. Он понимал, что надо сразу же оказаться под защитой троллейбусного брюха, иначе его размажут по стенке. Все время он помнил о «Феде», как ласково звал фотоаппарат, – не раздавить объектив. Ногами он вытоптал себе крохотное пространство возле колеса и шмыгнул туда. Там, под троллейбусом, была тьма и жуткая теснота – лежали мягко переплетенные тела в толстой одежде, и он полз между ними, продвигаясь во влажном смраде. Кто-то стонал. Выполз он из-под троллейбуса прямо в руки толстого военного с трясущимся мокрым лицом. Мальчишка лет пяти, белый и бесчувственный, мертво висел на нем… Илье удивительно везло в тот день – он выскочил живым из смертоносной толпы, и теперь опять удача – окно было выбито…»

(Цит. по:

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)

Да, было выбито стекло первого этажа дома, с крыши которого Илья намеревался фиксировать события «Летописи современных лет». Если вы, дорогие друзья, захотите освежить в памяти страничку этой летописи автора в том виде, в котором ее зафиксировал «летописец» Илья, то прошу вас перейти к нижеследующим комментариям.

Не правда ли, ужасна картина человеческого племени, сбитого в толпу чьей-то волей или чьим-то безволием? Нет более «человека разумного» – есть стихия, стадо обезумевших от общей веры, ненависти или страха существ. Это безумие толпы столетиями оставляло и оставляет за собой кровавый след крестоносцев, пепел костров инквизиции, пепелища и оскверненные трупы погромов, смрадный дым печей Освенцима, гневные резолюции массовых митингов, клеймящих «космополитов» и «врагов народа», забитые камнями или обезглавленные тела «иноверцев» и, наконец, «пятую колонну». Таково общее описание «зверя толпы» в его страхе и ярости.

А вот авторское описание этого зверя, загнанного в капкан, – зверя жалкого, недоумевающего и воющего в предверии смерти:

«…Илья поднялся на четвертый (этаж) и увидел улицу. Она была как черная река, головы сверху казались завитками меха и шевелились, как шкура какого-то жуткого животного. Илья вытащил фотоаппарат, понимая, что с такого расстояния хорошо не получится, но подумал, что потом повторит снимок со второго этажа. На втором ему удалось открыть окно, снизу ворвался не крик, а какой-то равномерный вой, который прорывался то визгом, то воплем…»

(Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…)

Не считаете ли вы, дорогие друзья, что Виктор Юльевич запретил своим ученикам присоединиться к обезумевшей толпе Сталинской «ходынки» не только оберегая их тела, но и души? Можете ли вы согласиться с тем, что выбор между добром и злом, агрессией и состраданием, эгоизмом и альтруизмом может быть сделан только на уровне индивидуума, а не «толпы» в любом ее виде – расы, нации, государства, религиозной конфессии?

Ваше мнение всегда желанно на сайте книги:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

«По средам Виктор Юльевич таскал любителей русской словесности, «люрсов», как они себя называли, по Москве и выводил их, дуя в свою флейточку, из бедного и больного времени в пространство, где работала мысль, где жила свобода, и музыка, и всякие искусства. Вот, здесь все это обитало! За этими окнами!…

Столкнувшись после деревенской школы с этими московскими мальчиками, Виктор Юльевич снова вернулся к размышлениям о детстве. Не хватало знаний. Он принялся за чтение научных книг…

Виктор Юльевич постепенно привыкал к непривычному ходу мысли собеседника, проникался идеями универсализма знания, к которым подводил его хромой Колесник. Именно от него насквозь гуманитарный литератор узнал о принципах эволюции, о противоречиях ламаркизма и дарвинизма и даже о таких технических и частных явлениях, как метаморфоз, неотения, хромосомная наследственность.

Теперь он размышлял о своих подрастающих ребятах и догадывался, как близки происходящие в них процессы с тем метаморфозом, который происходит с насекомыми.

Несмышленые малыши, человеческие личинки, они потребляют всякую пищу, какую ни кинь, сосут, жуют, глотают все подряд впечатления, а потом окукливаются, и внутри куколки все складывается в нужном порядке, выстраивается необходимым образом – рефлексы отработаны, навыки воспитаны, первичные представления о мире усвоены. Но сколько куколок погибает, не достигнув последней своей фазы, так и не треснув по шву, не выпустив из себя бабочку. Анима, анима, душенька… Цветная, летающая, короткоживущая – и прекрасная. А какое множество так и остается личинками и живет до самой смерти, не догадываясь, что взрослость так и не пришла.»