Виталий Аксенов - Сокровища Третьего Рейха. Судьба похищенных шедевров

К известному нам доктору Айхведе лет десять тому назад пришла дочь одного из военных, который служил в Киеве в 315-м батальоне, входившем в состав войсковой полиции «Россия – Юг». Она передала доктору Айхведе эти фотографии и сообщила хорошо запомнившиеся слова отца, который, показывая фото, сказал: «Мы сделали это!»

Сергей Кот продолжает свой рассказ: «В немецких архивах найдена записка немецкого эксперта, фамилия которого скрывается под сокращением «доктор Б. Р.». Он пишет о том, что обеспокоен и возмущен планами взрыва Успенского собора, а это как раз конец октября, когда тема взрывов очень активно обсуждалась в ставке Гитлера, и он считает, что Успенский собор – это выдающийся шедевр мирового искусства и что, конечно же, его уничтожение принесет колоссальный вред и мировой культуре, и отношениям с украинским населением, для которого Киево-Печерская лавра – это большая святыня».

А теперь обратимся к свидетельству любимого архитектора Гитлера Альберта Шпеера, у которого не было никаких оснований клеветать на рейхскомиссара Украины Эриха Коха. Получив на Нюрнбергском процессе вместо казни через повешение 20 лет тюрьмы Шпандау, Шпеер вышел на свободу, как он пишет, пытаясь понять таинственную русскую душу, которая сломила непобедимый тевтонский дух. А заодно Шпеер вспоминает страницы летописи Третьего рейха, в том числе и свое посещение Киево-Печерской лавры: «На месте одной из самых знаменитых церквей Киева я обнаружил груду развалин. Мне рассказали, что при Советах здесь находился склад боеприпасов, который затем, по неизвестной причине, взлетел на воздух. Позднее Геббельс рассказал мне, что в действительности рейхскомиссар Украины Эрих Кох решил уничтожить символ национальной гордости украинцев и приказал взорвать церковь. Геббельс был крайне недоволен поведением Коха и открыто возмущался жестокими методами управления оккупированными территориями России».

Какое замечательное проявление гуманизма со стороны Геббельса, которого многие не без основания относили к поклонникам людоедов. Что же тогда можно говорить об Эрихе Кохе, если даже Геббельс считал его еще более жестоким и беспощадным. Следует добавить, что, взорвав Успенский собор, Эрих Кох на память об уничтоженном шедевре прихватил 800 ценнейших древних икон, ну и что-то там по мелочи. К деятельности Эриха Коха мы еще вернемся.

Сергей Кот считает, что «ответственность за гибель этого шедевра древнерусской архитектуры несут, конечно же, два тоталитарных режима – Сталина и Гитлера».

Альберт Шпеер (слева) и Йозеф Геббельс (справа) возмущались варварством гауляйтера Польши и Украины Эриха Коха

А сейчас не можем не высказать удивления по поводу некоторых мнений, которые нам удалось услышать на Украине: Киев разрушила Красная армия, Успенский собор взорвала Красная армия, и вообще все неприятности шли и даже сегодня идут от России.

Мы не политики, но не можем остаться в стороне от такого странного прочтения истории – общей для нас. Не секрет, что многие сегодня охотно бы распилили памятник Дружбы украинского и русского народов, а металл сдали бы в утиль.

Но, видимо, есть еще что-то в истории двух братских народов непреходящее, что невозможно уничтожить. Есть и были всякие разногласия в оценке конкретных событий, но период борьбы с немецким фашизмом, конечно, не может иметь разночтений, независимо от того, какая была власть тогда, а какая сегодня. Это откровенная чудовищная агрессия, приведшая к гибели миллионов людей. Это история Бабьего Яра, где погибли 300 тысяч человек, в том числе 45 тысяч евреев.

Жертвы и утраты были общие, и Победа была тоже общая.

Великий Новгород. Без него немыслима история России, ее культуры. Достаточно пройти по Новгородскому кремлю, чтобы понять, какую духовную ценность составляет этот древний русский город. Вы будете поражены, но немцы всерьез утверждали, что Новгород – всего лишь старый ганзейский город, а следовательно, совсем не русский, а немецкий. Именно поэтому Новгороду было уделено особое внимание. Рассказывает директор Новгородского музея Николай Гринев: «Культурные ценности вывозили быстро, спешно и достаточно активно, но выяснилось, что в принципе, впрочем, как и сегодня, к такого рода операции ни музей, ни город был не готов. Ну, например, не было элементарных гвоздей и шурупов, сколотить ящики и упаковку было буквально нечем. Поэтому использовали для эвакуации культурных ценностей бочки, но не все можно в бочках вывезти, и, естественно, русскую икону эвакуировали частично, а точнее сказать, эвакуировали очень незначительную часть.

До войны в Новгороде, в переданных музею новгородских храмах, находились около 5,5 тысячи икон. Эвакуировано было буквально несколько десятков. Все остальное осталось оккупантам. Один из сотрудников, Василий Сергеевич Пономарев, решил остаться с коллекциями в оккупированном городе. Но сама эта мысль в тот момент казалась дикой и предательской. О потерях тогда никто как бы и не вел речи, важно было победить противника, а вот он думал о том, что будет дальше, после войны».

И вот однажды в немецкую комендатуру явился археолог Василий Пономарев и потребовал от немецкого командования обеспечить сохранность бесценных экспонатов новгородских музеев. Немцы были приятно удивлены, что пришедший явно заинтересован в налаживании порядка, и сразу же назначили его бургомистром города. Василий Пономарев немедленно обеспечил охрану музеев и церквей от разграбления.

Рассказывает Наталья Ткачева, сотрудник псковского музея: «Поразительно, но у немцев были на немецком языке путеводители по Новгороду – перевод главы о Новгороде из книги известного советского исследователя Игоря Грабаря. Они в своих документах подчеркивали, что речь идет о сохранности памятников мирового значения.

Когда немецкая команда «Петербург» вошла в Новгород, она увидела перед собой разоренный и разграбленный город. Все храмы стояли открытые, без дверей и стекол. Все, что осталось, немцы пытались взять под контроль и сохранить, так как первоначально задача вывоза ценностей не ставилась. Немцы полагали, что пришли в Россию навсегда. И только в 1943 году, когда в войне произошел перелом, начался вывоз всего, что можно было вывезти. А осенью 1941 года искусствовед доктор Роскамп писал в отчете, что «вывозить иконы, являющиеся частью иконостасов, нельзя»».