Дмитрий Юрьев - Кризис Запада – восход России

«Черного и белого не называть», «да и нет не говорить» стало незыблемой нормой геополитического этикета

Распад СССР не изменил ситуации: независимость России в постсоветском мире признана не была. День 12 июня 1990 годастал днем первой попытки провозглашения права России на государственный суверенитет. Но ни о какой независимости речи не было – до самого последнего времени. Потому что постсоветская реальность осталась столь же закамуфлированной, как и советская, а приобретение независимости «бывшими советскими республиками» – в отличие от «независимости России» – стало процессом реальным, но односторонним. Россию фактически «понудили к миру» на следующих условиях: все советские реальности должны быть сохранены в нерушимости (и прежде всего – ленинско-ста-линские вымышленные административные границы), все обязанности России как ресурсного резервуара в отношении «новых независимых государств» должны беспрекословно выполняться, при этом все права и претензии России – вместе с упраздненным СССР – аннулируются и явочным порядком переводятся в разряд непризнанных.

Следует напомнить, что лицемерная практика последних лет существования СССР подменила недвусмысленное понятие «независимость» эвфемизмом «суверенитет». До августа 1991 годабольшинство «союзных республик» – с подачи «республик Советской Прибалтики» – имели обыкновение провозглашать «государственный суверенитет», якобы подразумевающий сохранение единства всесоюзного «общего дома». Августовский путч – самоубийство недееспособного «союзного центра» – положил конец лицемерию парада суверенитетов. «Декларации независимости» последовательно приняли все «бывшие союзные республики» – от прибалтийских лимитрофов с их призрачным, но памятным опытом межвоенной государственности, до таких искусственных порождений сталинской национальной политики, как «Украина». Независимость провозгласили и некоторые будущие «непризнанные государства» из числа бывших «автономий». Единственное территориально-государственное образование на постсоветском пространстве, для которого слово «независимость» осталось табуированным, – это Российская Федерация.

Сохранение выморочного статус-кво непризнанной российской независимости было выгодно многим – и многими обеспечивалось. Наследники несостоятельной союзной номенклатурно-комму-нистической элиты в лице КПРФ и «имперских патриотов» препятствовали утверждению российской государственной символики. Наследники региональной коммунистической номенклатуры – руководители «новых независимых государств», опираясь на международный консенсус, отказались признавать за многочисленными этносами, желающими продолжать свою национальную историю в едином организме с русским народом, да и за самим русским народом то самое развязавшее сепаратистам руки ленинское право на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. Наследники второго и третьего эшелонов партийно-хозяйственной номенклатуры – компрадоры-«олигархи» – подводили экономическую, политическую и ценностную базу под международный правовой нигилизм «вашингтонского обкома». Да и идеологи нового, путинского, этапа становления российской государственности долго не решались говорить о чем-то большем, чем «суверенная демократия».

Мировому сообществу – впервые после 1917 года – приходится теперь иметь дело с независимым Российским государством

Действия режима Медведева – Путина, предпринятые 8 августа 2008 года,стали, возможно, запоздалым, вынужденным, но окончательным провозглашением российской национальной независимо сти. Мировому сообществу – впервые после 1917 года – приходится теперь иметь дело с независимым Российским государством. А военные операции российских войск в окрестностях Цхинвала, Гори,

Сенаки и Тбилиси, избавившись от лицемерной маскировки «миротворческой операции», предстали в своем истинном качестве – войны за независимость России.

По законам военного времени

На протяжении всей второй половины века США и Запад утверждали, что их борьба ведется не против России, а с агрессивной коммунистической идеологией. Поэтому на «великую джазовую демократию» с надеждой и любовью смотрели стиляги-шестидесятники. Поэтому «джинсовая экономика» казалась поколению фарцовщиков-семидесятников воплощением свободы. Поэтому – и только поэтому – в Америке находили себе пристанище такие русские патриоты, как Солженицын, такие моральные лидеры нации, как отец Александр Шмеман, и такие великие творцы, как Бродский. Геополитическая русофобия никогда – во всяком случае на официальном уровне – не поднималась американцами на щит в качестве официальной внешнеполитической идеологии. Тезис Рональда Рейгана про «империю зла» приветствовался в СССР многими – только потому, что к этому моменту для многих образованных граждан СССР «советская власть» и была воплощением зла, а для русских людей – еще и врагом России. А Рейган – и другие идеологи Запада – выступали будто бы против коммунизма и за Россию.

…США и Запад утверждали, что их борьба ведется не против России, а с агрессивной коммунистической идеологией

По такой схеме строилась вся публичная антисоветская риторика официального Запада. По такой схеме – широким охватом – формировались программы пропагандистского вещания «вражьих голосов», которые завлекали советских радиослушателей возможностью услышать лучших русских писателей, художников, музыкантов, мыслителей и священников, изгнанных коммунистами из России «правды ради». По такой схеме значительная часть социально активного «перестроечного» большинства вопреки (а то и благодаря) многолетним антиамериканским и «антиимпериалистическим» стереотипам советских времен стала воспринимать США и Запад в качестве добросовестных союзников советского народа в его борьбе против советской власти.