Александр Проханов - Свой – чужой

Сейчас и от государства, может, ничего бы не осталось. А вот нашлись люди, которые этим силам впервые оказали законное, организованное сопротивление. И народ все-таки проснулся после грома пушек. Первый результат поднятия духа российского – итоги выборов 12 декабря. Они только пощекотали режим. Если он будет продолжать в прежнем духе – ему будет худо.

А.П. Альберт Михайлович, вы были руководителем обороны. Вообще сама ситуация обороны очень интересна и важна.

С одной стороны, у тех, кто был в «Белом доме», главная ставка была на политическую конструкцию, связанную с тем, чтобы поднять регионы, поднять представителей областей, свести это на уровень совещания глав областей и автономий. Все усилия политиков были направлены на то, чтобы создать по всей огромной, сонной, медлительной России волну организованного протеста. И там что-то складывалось, в этой архитектуре.

С другой стороны, конечно же, все понимали, что возможен силовой удар, и надежда на то, что армия Грачева все-таки будет защищать конституцию, с самого начала оказалась эфемерной. Мы знали, что такое сегодняшний генералитет, знали, что такое миллионы и миллиарды, которые омыли этот генералитет, и вера в то, что сюда придут дивизии и перейдут на сторону конституции, конечно, была. Мы чаяли, мечтали об этом, но все-таки она была очень сомнительной. Поэтому вторая концепция происходящего связывалась с обороной здания: вам было доверено ею руководить. И, конечно, было определенное противоречие между нежеланием обнажить оружие, ожиданием, что все решится само собой, через конституцию, и необходимыми мерами по обороне. Убежден, что на вас шло давление со стороны политиков: оружие не раздавать, оружие прятать, упаковывать, воздерживаться от демонстрации силы. А вы не могли не понимать, что впереди кровавая развязка, она будет, она почти неизбежна.

Вот я хотел бы узнать у вас, что же это такое – оборона «Белого дома», которая объединила целый спектр военизированных сил. Они пришли из разных концов нашего политического пространства, из разных наших регионов. Как они взаимодействовали, как вы их расставляли, как вы ими руководили? Как вы вообще ощущали эту новую по существу возможность для будущей русской армии?

Был добровольческий полк – это одна категория. Но в полку были казаки, были баркашовцы, были люди из Приднестровья, была почти самодеятельная группа «Север», были подразделения охранников Хасбулатова и Руцкого, был Союз офицеров… Что вы делали, чтобы связать это все воедино?

А.М.Наверно, одна из главных причин сегодняшнего положения в стране и поражения Советской власти, расстрелянной из пушек, состояла в том, что верхушка этой власти была не до конца советской. Многие стоявшие там во главе, эдакие византийские политики, настолько погрязли в ходах и интригах, что сами окончательно запутались.

Вторая причина: у тех, кто обладал законодательной властью, слишком поздно прорезались глаза, и они не могли пойти на решительные действия. И вот шла эта игра в переговоры, было желание верить режиму, который сотни раз уже обманывал, верить ему, что будут досрочные президентские выборы и прочее. И он обманул, и в будущем обманет, если еще останется на какое-то время у власти. Всему этому мы с вами свидетели, я даже не хочу перечислять сотни примеров – от великих подлостей до мелких пакостей.

Были порядочные люди, которые сообщали нам обо всех планах режима. Мы знали даты, знали время, знали возможные способы. Не случайно, например, мы вооружились противогазами, потому что один из разрабатываемых вариантов – «удушение» конституции, Советской власти путем применения газов в этом доме, в общем мы трезво оценили положение. Не случайно на стенах парламента было написано много клятв, что мы отсюда не уйдем. И мы бы не ушли, если бы не переговоры о сдаче.

А она началась не 4 октября, не тогда, когда пришла «Альфа». Многие депутаты уже давно бегали между парламентом и Кремлем и договаривались, как бы поуютней пристроиться. Характерный пример: у некоторых председателей комиссий, подкомиссий было много охраны, даже из числа добровольных защитников они как-то сумели набрать себе людей, вплоть до взвода. Но после одних переговоров ко мне пришло до полусотни молодых ребят: «Товарищ генерал, мы эту падлу защищать не будем! Дайте нам участок обороны». Они увидели, как многих политиков больше заботили шкурные интересы, чем защита государства.

Еще раз говорю: если бы мы оттуда ушли, если бы в очередной раз уступили, все сложилось бы иначе. Но когда депутаты сами почувствовали, что их не пощадят, только тогда они сказали: «Ребята, вы нас защищайте».

Ребята были хорошие, основу составлял Союз офицеров. Могу сказать добрые слова и о мужчинах, которые подчинялись Баркашову. Мы с ним почти не встречались, там было не до этого, но однажды я сказал: «Александр Петрович, спороли бы вы эту нашивку на левом рукаве. Я знаю историю этого знака, знаю о его древности, но ведь народ сегодняшний, российский, это не воспримет, потому что свастика была на знамени наших последних врагов». Он мне совершенно спокойно сказал: «Альберт Михайлович, вот у вас на берете звезда, на которой написано «Союз офицеров», я же вам ничего не говорю, а что вы мне говорите?»

Я не стал углубляться в какие-то политические или идеологические споры, потому что на тех коммуникациях, которые они защищали, службу несли добросовестно. Были казаки, было духовенство. Когда ко мне пришел один из священников и меня благословил, я ему поцеловал руку, сказал: «Спасибо, батюшка» – ну как по обычаю, нашему обычаю.

Все были там – и интеллигенция, и рабочий класс, и крестьяне. Значит, это была вот та соборность, о которой так много шумели некоторые деятели. Но как только стало опасно, они сразу разбежались, и их не было видно долго-долго ни на телевидении, ни на газетных полосах. А мы остались там до конца. И когда говорят, почему вы там не застрелились все, я думаю, что мы еще пригодимся России.

А.П. Я с вами познакомился, конечно, еще не близко во время своих поездок в Армению, Азербайджан, во время тех мучительных, драматических событий, которые уже давали нам знать, что над Союзом занесен топор, его начинают рубить, кромсать. Не было там возможности с вами побеседовать, просто вы меня прикрыли, дали транспорт, помогли моей работе, тоже нелегкой в ту пору.

Впервые я связал вас с тем генералом, который помогал мне тогда в штабах Закавказского военного округа, когда Макашов выступил как народный депутат в своем мундире, форме генеральской. Совершенно неожиданно для наших военных, которые все это время сидели в залах заседаний, как совы, хлопали глазами, набрав в рот воды, молча наблюдая, как рассекают страну, как отдают на поругание армию, как Шеварднадзе сдает наши стратегические рубежи. И вдруг красный генерал Макашов выступил со своей знаменитой речью и бросил в лицо Горбачеву и всей этой клике слова обвинения. Вы мгновенно стали героем, лидером, к вам потянулись души человеческие, и тогда я связал воедино двух людей: в полевой форме в Закавказье и в генеральской, парадной в зале заседаний съезда.