Валерия Башкирова - Вещи века

В 1755 году винокуренные заводы были проданы в частные руки: казне оказалось проще заниматься продажей, а не изготовлением спиртного. Елизавета Петровна «для умножения государственных доходов на нынешнее и будущее время» ввела единые цены на водку: 1 руб. 88 коп. за ведро и 1 руб. 98 коп. за ведро при продаже в разлив. При Екатерине II ведро водки стоило уже 2 руб. 23 коп., и доход от продажи спиртного составил 20 % государственного бюджета.

В организации торговли алкоголем конкурировали три основных метода государственного контроля: чистая монополия, акцизная и откупная системы. При этом вплоть до середины XIX века господствовала последняя: откупщик платил государственной казне установленную сумму и получал полное право торговли спиртным в определенном регионе. Откупщики не имели конкурентов, поэтому не были заинтересованы в повышении качества своей продукции, а о сокращении числа алкоголиков они могли помыслить лишь в ночных кошмарах.

О неэффективности этой системы и о том, что откупщики спаивают народ, тогда писали многие. И тем не менее в 60-е годы XIX века торговля спиртным обеспечивала 46 % доходов государства. Для сравнения: в Великобритании, Норвегии и Швеции доход от продажи спиртного тогда составлял порядка 24 %. В большинстве стран эта цифра была существенно ниже: в Австрии – 10 %, во Франции – 9 %, в Пруссии – 6 %.

Однако экономика экономикой, а к концу XVIII века каждый уважающий себя помещик имел собственный рецепт спиртовой настойки. Расцвету народного творчества способствовало открытие академика Ловица, описавшего очищающие свойства древесного угля. Очищенный углем спирт настаивался на травах. Наиболее удачные напитки даже сохранили имена своих создателей – например, зелье, которым цирюльник Василий Ерофеич вылечил графа Алексея Орлова, до сих пор называют «ерофеичем».

Однако подлинно народной маркой следует считать полугар – 23-24-градусный раствор хлебного спирта. Популярность этого напитка объясняется простотой проверки крепости: при поджигании полугара выгорает ровно половина объема.

Если государство видело в спиртных напитках лишь средство пополнения казны, то прогрессивная общественность активно боролась с алкоголизмом. Эта борьба сводилась в основном к распространению антиалкогольных брошюр и проповедям приходских священников. Более эффективным было возникшее в середине XIX века трезвенническое движение, точнее массовый бойкот кабаков любителями выпить. Причины этого движения были чисто экономическими и не имели никакого отношения к здоровому образу жизни. При очередном повышении цен на спиртное крестьяне созывали сходку, где принималось примерно такое решение: «Так не будем же пить, дадим зарок, пускай их откупщики да целовальники выпивают все вино, а мы не хотим, не станем». Собравшиеся торжественно обещали в течение определенного времени не ходить в кабаки, причем нарушавших обещание общество подвергало штрафу. Это были выступления не против алкоголизма вообще, а против дороговизны и низкого качества водки. Никто не давал зарока стать трезвенником на всю жизнь: договаривались лишь не пить в течение определенного времени, чтобы откупщик понес убытки.

Нередко коллективное воздержание от пьянства перерастало в разгром кабаков. Александру II пришлось направить на борьбу с не в меру агрессивными трезвенниками войска. Сотни борцов за качество водки были наказаны шпицрутенами и сосланы в Сибирь. Однако под влиянием массовых выступлений государство оказалось вынуждено отменить откупную систему, что и произошло 1 января 1863 года.

На всей территории страны вводилась акцизная система, которая предусматривала три вида сборов: патентный сбор, уплачиваемый производителем, питейный акциз, то есть налог на произведенный спирт, и патентный сбор на торговлю. Реформа привела к еще большему увеличению государственных доходов от продажи водки. Однако доля алкоголя в государственных доходах постепенно падала и в 1893 году составила 24,9 %. Это падение было связано не с уменьшением потребления горячительных напитков, а с развитием других источников пополнения казны.

Государству было невыгодно запрещать выпивку, однако оно имело все основания бороться за закуску.

Государству было невыгодно запрещать выпивку, однако оно имело все основания бороться за закуску: с 1 января 1886 года были закрыты все питейные дома, продававшие водку без закуски (в отличие от спирта, производство соленых огурцов никогда не оказывало серьезного влияния на российскую экономику). На вынос спиртное стали отпускать в закрытых бутылках, которые старались запечатать таким образом, чтобы их несли домой, а не выпивали у дверей магазина. Тогда же было запрещено продавать спиртное малолетним и пьяным – запрет, который нарушается вот уже 117 лет.

Реализованная Сергеем Витте идея винной монополии принадлежала не ему. Еще в середине 1880-х годов за такую монополию ратовали Михаил Катков и Константин Победоносцев. (Витте, не желавший отдавать лавры своему постоянному оппоненту Победоносцеву, предпочел считать автором этой идеи Александра III.) К подготовке питейной реформы были привлечены лучшие силы страны, включая создателя периодической системы Дмитрия Менделеева, диссертация которого была посвящена водным растворам спирта. Знаменитому химику принадлежит и создание национального водочного стандарта: сорокаградусная «Московская особенная» была запатентована Менделеевым в 1894 году.

Продажа спирта, вина и водочных изделий теперь осуществлялась государственными винными лавками, которые народ сразу же окрестил «монопольками». Казенные напитки отпускались по цене, напечатанной на этикетке. Запрещалась торговля в долг и под залог. В результате реформы «питейный доход» возрос с 297 млн рублей в 1894 году до 953 млн рублей в 1913 году. При подготовке реформы Витте, конечно же, говорил исключительно о борьбе с народным пьянством, но все прекрасно понимали, что винная монополия – это одно из мероприятий по накоплению государственным казначейством свободной наличности, что было необходимо в преддверии денежной реформы 1897 года.

Финансовые результаты винной монополии оказались весьма впечатляющими. В 1914 году Витте говорил: «Когда я уходил в конце 1903 года с поста министра финансов, я оставил своим преемникам 380 млн рублей свободной наличности, что дало им возможность в первые месяцы японской войны производить расходы, не прибегая к займам. После войны не только не было свободной наличности, но в 1906 году образовался дефицит в 150 млн рублей, затем наличность начала все увеличиваться и ныне превысила 500 млн рублей… Вот какую роль играет питейный доход в нашем бездефицитном государственном хозяйстве».