Аркадий Евдокимов - Полигон

– А ты где спал-то? Тут что ли, на доске?

– Ага, тут. Хотел спирту попросить, повязку на руке смочить. Сперва шагах в пяти от окна стоял, на тебя смотрел, хотел узнать, какое у тебя настроение. А подойти так и не решился. А как ты свет выключил – так я под окошко и присел, отдохнуть. Там и заснул. А что?

– Да ничего. Так я, любопытствую. Заходи.

На полке, за белой занавеской, стояли у Володи три пожелтевших уже от старости одинаковых графина с притёртыми пробками. В одном он держал спирт, в другом – ключевую воду с артезианского колодца, в третьем – спирт с водою, примерно пятьдесят на пятьдесят. Володя выставил гранёный стакан, тот, что с ободком поверху, 200-граммовый, и стал наливать разбавленный спирт. ему вдруг стало интересно узнать, когда Палыч скажет «хватит». Но Палыч молчал. Вот уже три четверти стакана, вот почти полный, вот уже с верхом, в оплыв, дальше наливать некуда.

Палыч взял стакан двумя пальцами, картинно оттопырив остальные, и влил содержимое внутрь. Он не пил, не глотал, не делал кадыком возвратно-поступательных движений, он именно вливал. Володя каждый раз удивлялся – и как это у него получается? Едва Палыч поставил стакан на стол, Володя не мешкая наполнил его водой. Воду, в отличие от 50-градусного спирта, Палыч принялся пить, как обычный человек. Но что-то пошло не так – поперхнулся, на глазах навернулись слёзы. Володя сообразил, что ошибся графинами, и вместо воды плеснул в стакан чистого спирта! Кому доводилось запивать разбавленный спирт чистым или просто хватануть спирт, думая, что это вода, смогут понять, какое испытание выпало на долю Палыча. Однако он с собой справился, не переставая пить, и весь стакан не спеша опустошил. Досуха. Поставил его аккуратно на стол, занюхал интеллигентно кусочком плавленого сыра «Дружба». Зачем-то вытер руки о штаны и попросил:

– А ещё плесни чуточку?.

– Сдурел? Ты ж двести грамм спирта выпил, считай, бутылку водки – в один приём! Ты ж сейчас упадёшь – не встанешь, кто откачивать тебя будет?

– Что, спирту пожалел? Ну плесни грамм хоть полста?

Уходить Палыч не собирался. Володя понял, что единственный способ избавиться от него – налить ещё. И налил. Полстакана разбавленного. Но с железным уговором, что Палыч сейчас же отправиться спать. Сегодня он всё равно не нужен. А с утра чтоб был как штык! Палыч пообещал, выпил с видимым удовольствием и ушёл, прихватив плавленый сырок.

А потом Володя забыл про него – собирал бумаги, запирал в ящики папки. И случайно бросил взгляд в окно – там Палыч, совершенно вменяемый, сидит себе на ящике с отсутствующим видом и, зажмурив один глаз, с наслаждением ковыряет в ухе спичкой.

– Вот тебе раз! – подумал Володя, – Как же так? После такой сверхмощной дозы спиртного – и на ногах? Говорили мне, что он горазд выпить, но не до такой же степени… А может, это у него после встречи с тарелочкой? Той, с с которой он нос к носу сталкивался в Ржевске, может, с тех пор спирт его не берёт…

– Врут, – неожиданно заявил Палыч совершенно трезвым голосом, – Ржевск тут ни при чём. Да и тарелочку я видел издалека, всего-то раз, когда лазил на вышку ноль на приборе выставлять. Тогда её зенитками шуганули… А водку ёмко я стал пить после того, как под атомную бомбу угодил.

– Это когда была «Операция К»?

– Нет, тогда я здесь не работал. Это в Семипалатинске было.

– Ты и там бывал? И взрыв видел?

– Да что там видел… Она метрах в трёстах от меня рванула.

– И ты жив остался?

– Повезло. Нас тогда с Байдиным послали пробу грунта брать. Одели мы защитные костюмы, что твой скафандр, и айда на площадку. Сползли в воронку, а в скафандре этом жуть как неудобно – гнется плохо, перчатки толстые, как сосиски. Да жарко ещё – пот в семь ручьёв течёт, стекло в шлёме всё в испарине, запотело, значит. Медленно дело-то продвигается. Так вот. Спустились мы в воронку и начали альпенштоками грунт отколупывать от стенок и в мешочки складывать. Тут вдруг светом как оглушит! Аж глазам больно. Не поверите – день стоял ясный, самый полдень, солнце слепило немилосердно, а будто и померкло всё, до того яркий свет ударил. Только я глаза зажмурил, тут край воронки меня и шибанул! Так землёй приложило, что я сознание потерял. Помню только, как она на меня летела. Вот с тех пор и не берёт меня ни водка, ни портвейн.

– Как же бомбу могли взорвать, если люди на площадке были?

– Как-как… С нашим-то бардаком. Один послал за пробой, другой кнопку нажал. То ли забыли про нас, то ли потеряли.

– Но вы должны были испариться, сгореть. А нет – так ударной волной бы вас в лепёшку расплющило!

– Должны, это точно. Но не испарились. Мы ж в воронке сидели, и при взрыве оказались аккурат в тени от бомбы. Я тогда едва не ослеп всего-навсего от света, который отразился от другого края воронки. Потом нас волной, что по земле прошла, в край воронки и впечатало. Стояли на четвереньках, оказались плашмя. И воздушная волна над воронкой верхом прошла, нас не расплющила, тряханула только. Мы потом как к пультовой подошли, как стали матом крыть, вы чё, мол, взрываете, когда люди на площадке? А у них глаза круглые, вы, говорят, откуда, мужики? Откуда – откуда, говорим, оттуда!

– Да, Палыч… Бывает же такое. Ты, считай, в рубашке родился.

– Ага, – просто согласился Палыч. И, потеряв интерес к разговору, достал новую спичку и принялся ковырять ею в ухе, теперь уже в левом.

Володя долго смотрел на него и пытался поймать за хвост убегающую мысль. Она издевательски вертелась на языке, но никак не давалась. Что-то значительное ускользнуло от него при разговоре, что-то исключительно важное. Но что? Он сел за стол, повертел пальцами карандаш, пытаясь сосредоточиться, и мысль неожиданно всплыла сама. Холодея сердцем, Володя снова высунулся в окошко и спросил:

– Палыч, а ведь я не говорил про НЛО. Ни сейчас, ни тогда, у третьего вагончика.

– Ну и что?

– Не говорил, а ты ответил.

– Это со мной бывает, Владимир Николаич. После того, как меня молнией ударило. Знаете что? Вы уж не рассказывайте никому, как я оплошал, ладно? Засмеют ведь…

– Хорошо. Обещаю.

И Володя слово своё сдержал, никому не рассказывал. Целых двадцать лет.

– Так вот, – сказал Александр Петрович, поигрывая карандашом – Задание тебе предстоит архисложное. Мало бочку на полигон доставить в целости и сохранности, что само по себе совсем не просто, её надо ещё и сберечь! Не исключено, что за ней будут охотиться, и не какие-то цэрэушники, а наши мужики, что гораздо опаснее. Вот в прошлом году там же, на Полигоне, полковник Ковалёв, что командует нашими ангарами, не сберёг трёхлитровую банку. Спрятал её в сейф, под надёжный замок. Так солдаты ночью прокрались в помещение, обошли все преграды, и влезли в кабинет. Сейф они открыть так и не смогли, как ни старались. Так они тогда попросту подняли его вверх и перевернули вверх ногами. Банка, само собой, разбилась. И весь спирт вытек через щели в подставленный тазик. Испортилась, пропала куча документации, в том числе – секретной. Скукожились бумажки, растеклись чернила, поплыли печати и подписи. Ох, и влетело тогда Ковалёву…