Олег Афенченко - Перестроечные страдания

Каков же внутренний механизм этой Системы, каковы её производственные отношения, приводящие к таким, полным абсурда, результатам? По всей видимости, этот тип производственных отношений не вошёл в классификацию их, сделанную фундаментальной классической политэкономией. В этом, собственно, нет ничего удивительного, поскольку она не содержит в себе ничего ни нового, ни оригинального, кроме витиеватого нагромождения псевдонеобходимых, а фактически бездействующих структур. Внешне, формально эта система может быть отнесена к капиталистической, как по происхождению, так и по формуле, которой описывается деятельность и капиталистического, и государственного предприятия.

В действительности же по внутреннему содержанию, по своей сущности наша Система, – столь красочно описанная полуфранцузским языком и Г. Х. Поповым, и А. Ципко, – являет собой не что иное, как монопольное рабство, в котором, с одной стороны, трудящиеся, производящие неизвестно для кого полуизвестный продукт с неизвестным качеством, а, с другой стороны, всевластный единственный владелец этого продукта, столь туманно называемый всеми нами, с лёгкой руки Попова, административно-командным аппаратом. Составные части этого аппарата давно уже приспела пора назвать своими именами. Это ЦК КПСС, Совет Министров союзный и Советы Министров республиканские, весь штат аппаратный и выборный, это администраторы-хозяйственники всех рангов – от номенклатуры до мастера и нормировщика (ленинского учётчика) плюс профсоюзы и парторги (теперь бывшие).

Вспомним, как в своё время М. С. Горбачёв говорил, что председатель профсоюза и партийный секретарь с директором … «польку-бабочку танцуют», вместо того, чтобы предъявлять ему требования, продиктованные заботой о трудящихся. Учитывая сказанное можно вполне согласиться со словами Л. И. Абалкина о том, что «мы живём так, как работаем». Да, это известно нам со школы, рабский труд не отличается высокой эффективностью, поэтому производительность труда у нас в 10 раз ниже, чем в мире, при этом командный аппарат возвращает нам, трудящимся, на наше рабское потребление всего одну десятую часть от произведенного нами продукта. Вот и получается, как было отмечено в самом начале, что мы живём в 100 раз хуже остального подлинно цивилизованного мира: в 10 раз хуже работаем и в 10 раз меньше получаем от наработанного.

В классической политэкономической науке процент недоплаченной работающим стоимости произведенного ими продукта называется нормой эксплуатации. Советскому читателю более привычен лженаучный термин «фонд заработной платы», который является обратной величиной и получается, если из ста процентов вычесть норму эксплуатации. Количественные данные о фонде заработной платы (т. е. доли зарплаты в произведенном продукте) нам ранее не были известны. Сейчас же, и это надо отнести на положительный баланс перестройки, данные эти нет-нет, да и появляются в средствах массовой информации. Данные эти разные, разные и способы представления их. Например, в выступлениях по радио отмечалось, что в угольной промышленности Воркуты доля заработной платы составляет 3 коп. на 1 руб. продукции. Т. е. в процентах фонд заработной платы составляет 3%. Конечно, и это вполне естественно, фонд заработной платы будет не одинаков для разных отраслей промышленности. Так ни у кого не вызовет возражений то обстоятельство, что для добывающей промышленности, разрабатывающей природные богатства, он будет несколько ниже, чем для обрабатывающей промышленности.

Любопытные сравнительные данные на этот счёт приведены в журнале «Изобретатель-рационализатор» №1 за 1990 г. в статье под названием «Место в новом мире». Оказывается в СССР в фонд заработной платы поступает от 10 до 37% от произведенного продукта, в США – 64%, в других странах от 60 до 80%, в России же в 1913 году этот показатель составлял 54,8%. Последние цифры, как мне кажется, не вызывают сомнений. Тот, известный нам со школы факт, что молодой не развитой капитализм России отличался жестокой эксплуатацией, вполне допускает столь низкий, всего лишь 55%, или 55 коп. на 1 руб. произведенного продукта, фонд заработной платы в дореволюционный период. Относительно низкий уровень фонда заработной платы в современных капиталистических странах обусловлен серьёзными расходами на успешно осуществляемые социальные программы и достаточным уровнем социальной защищённости. Особенно это относится к Швеции, где у власти стоят социалисты с 1932 года, и к Японии, в которой найдены оригинальные формы социального обслуживания работников фирмы, непосредственно со стороны фирмы. Что касается нашей страны, то цифры 10%…37% вызывают сомнения; пожалуй, они, из опасения вызвать шок, несколько завышены. Не исключая возможность встречаемости цифры 37% в отдельных производствах, следует всё же признать, что у нас средняя реальная цифра находится между 3% и 10%. Примем её для простоты за 10% и вернёмся вновь к классическому политэкономическому термину «норма эксплуатации», которому известный западный экономист Моль придавал значение критерия цивилизованности общества: «чем ниже норма эксплуатации, тем цивилизованнее и богаче общество». Сравним этот критерий для различных общественных систем: для административно-командной системы норма эксплуатации (100% – 10% = 90%) будет 90%, для зарождающейся после отмены крепостного права капиталистической системы России было 45%, для развитой же капиталистической системы Запада сейчас норма эксплуатации от 36 до 20%.

В этой связи предположение о существовании некоторой критической нормы эксплуатации, за которой начинаются процессы обнищания и деградации общества, сообразуясь с законом перехода количества в качество, не покажется неуместным.

Очевидно, такой критической величиной нормы эксплуатации будет величина в 50%, поскольку человек, осознающий, что лучшая половина его труда уходит в никуда, вряд ли будет ходить на работу «как на праздник». Что же говорить о норме эксплуатации более чем в 90%? Результаты всем хорошо известны! Нет ничего более развращающего, чем бесплатный или бесполезный труд, образцом которого служат порождённые административно-командной системой ленинские субботники. Столь чудовищное порождение вершины человеческой глупости стало возможно только в нашей обездоленной стране, которой иногда наши борзописцы, преисполненные чувства гордости чеховского героя, приписывают уготованную будто свыше ей роль мирового экспериментатора, показывающего всему земному шару, как не надо жить. Не хочется с этим соглашаться. Почему Западной Европе было достаточно одного Эразма Роттердамского, написавшего «Похвалу глупости», чтобы поумнеть и расстаться с средневековым мракобесием христианской веры и прочей другой веры, чтобы перейти к рациональной рассудочной и потому экономной деятельности, сохранив, не ломая копья, религию чисто внешне, формально, как она того и заслуживает? Почему же России мало не только Эразма Роттердамского, но даже не менее славных гениев Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Чехова, так и не сумевших пробудить её от беспросветной глупости, продолжающейся и сейчас? Венцом этой глупости являются вера царской семьи проходимцу попу-расстриге Распутину, вера «вождю мирового пролетариата», обещавшему «фабрики-заводы – рабочим, земля – крестьянам» и, наконец, теперешнее долготерпение народа и его вера в КПСС, которая со времён Брежнева всё обещала накормить народ. Здесь очень кстати будет отметить частые в своё время высказывания М. С. Горбачёва о том, что перестройка – это продолжение революции, а если так, то не зазорно вспомнить и революционные песни, помнится там пелось: нас спасёт «не бог, не царь и не герой – добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой». Так может быть, освободившись от партийного руководства, народ своею собственной рукой и накормит себя!