Ирина Губаренко - Мир удивительных людей

© Ирина Губаренко, 2016

© Марк Губаренко, дизайн обложки, 2016

© Дмитрий Болотин, фотографии, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Даже за глаза его называют по имени-отчеству. Его уважают компаньоны и боятся недруги. Его знают многие. Но мало кто его знает.

О нем ходит много легенд. Их шлейф тянется за ним долгие годы. Он, безусловно, личность. Со своими плюсами и минусами. Нужны ли ему эти мифы?

Наш разговор с президентом торгово-промышленной группы «Мизар» Виталием Павловичем Рыльских получился достаточно откровенным. Рыльских много молчал, отвечал не сразу. Видно было, что по душам он разговаривает не часто…

Виталий Павлович, у вас есть все – семья, работа, достаток. Вам не бывает грустно от мысли, что стремиться уже и не к чему?

Знаешь, мне действительно грустно в последнее время. Ложусь спать и долго не могу заснуть. Думаю: ну почему я вкладываю больше души в проблемы некоторых людей, чем получаю взамен? Чувствую, что человек вроде искренен, но все равно держит дистанцию. Почему?

Может, потому что Вас боятся?

Так и я об этом. Но если люди не обманывают друг друга, так и бояться-то нечего. Я себя таким клоуном иногда чувствую. Хожу в колпаке, все шарахаются. Я не люблю, когда меня боятся.

А когда заискивают, лебезят?

А это вообще противно. Это ж видно, что неискренне. Всегда хочется сказать: ну говори прямо, что ты хочешь получить, зачем так издалека?

Вы сами чего-нибудь боитесь?

Ничего не боится только дурак. Любой человек боится смерти, боится болезни близких. Другое дело, что никогда не было какого-то конкретного человека, которого бы я боялся. Я всегда был независимым. Меня били, я давал сдачу. Мог постоять за себя, никому не позволял себя унижать. Отвечал за свои слова. По молодости четыре года был в лагере, но и это не показатель храбрости. Девяносто девять процентов отсидевших срок теряются в жизни, ломаются.

Что-то может Вас сломать?

Сейчас – нет. А раньше было много ситуаций, из которых я выходил победителем, а можно было потерять себя. Должен быть какой-то внутренний стержень, сила, жизненные принципы. Я вырос в интернате. Отца почти не помню. Мама болела, у нее был рак. Она умерла, когда мне было 13 лет. Я остался с сестрой, стал хуже учиться. При маме не было даже «четверок», за них мне крепко попадало. Столько лет прошло, а я помню, как бегал от нее вокруг стола…

Так рано столкнувшись со смертью близкого, человек начинает или панически бояться смерти, или воспринимать ее как неизбежность…

Я не могу представить себя стариком. Мне вообще всегда казалось, что я буду жить недолго. В 20 лет я думал, что доживу до тридцати, в 30 – что до сорока. Наверно, поэтому хотелось успеть многое. Мама умерла в 45 лет, я ее уже пережил. А вообще, я верю, что от судьбы не уйдешь.

А от себя?

А от себя тем более. Не уйдешь, не убежишь. Вот сейчас у меня действительно есть многое, а я всю жизнь помню, как в детстве ходил к товарищу есть суп. Такой суп вкусный был…

Первую любовь свою помните?

Да. Ее звали Люба. Маленькая такая. В интернате. Так она мне в душу запала, я ей подарки к праздникам дарил. А ей нравился мой друг. Друг ее не любил, а она меня не любила. Вот и все. Спустя двадцать лет я ее встретил. Поговорили и разошлись.

Жизнь у нее не сложилась, а у меня уже на было никаких чувств, кроме жалости. Хотя она отнеслась ко мне с большим интересом.

А может, интересны стали не столько Вы, сколько Ваши возможности?

Иногда у меня возникает такая мысль. Мне кажется, что у некоторых людей есть какой-то конкретный интерес от общения со мной. Кому нужны деньги, кому – работа. А мне бы очень хотелось, чтобы нужен был прежде всего я.

То есть изначально Ваше доверие к незнакомому человеку – нулевое?

Если я не знаю человека, я не могу ему доверять. Необходимо несколько встреч, чтоб я смог понять. Некоторые – такие хорошие артисты, что они и сами начинают верить в свою «искренность». Я считаю, чтобы узнать человека, нужно увидеть его в разных ситуациях. Но это уже подарок судьбы.

Люди, которым вы верите, – Ваши друзья, они прежние или их круг меняется с изменением Вашего благосостояния?

Друзья у меня с юности. Люди, которые отходят, это путники, прилипалы. Настоящий друг не может перестать быть другом только потому, что ты стал богаче или беднее.

Когда ехала к Вам, на остановке увидела картину: молодой, хотя возраст и не определишь, человек-не человек, грязный, оборванный, собирает в лужах окурки. Рядом пожилая женщина: «Как Бог таких на земле держит?»

Я почему-то не думаю о том, что меня не касается. У него такая судьба, у меня – другая. Вот у меня в доме был сторож и вдруг пропал. Ждали, ждали, потом милиция вскрыла его квартиру, а он мертвый, причем давно. Я его похоронил, поминки сделал. Жаль его было, хороший был мужик.

Виталий Павлович, раз уж разговор зашел о жалости, скажите, вы когда-нибудь плакали?

Плакал, когда мама умерла. От горя. Плакал, когда попал в тюрьму. От обиды. Иногда плачу, когда кино смотрю. Не то что плачу, но комок в горле стоит.

А жестокость – знакомое чувство?

А кому не знакомо? Вот полюбил охоту, последние два года езжу. Если не убиваю животное сразу же, стараюсь не смотреть, как оно мучается. И стараюсь не думать. Потому что если начать думать об этом, жалко становится. Пока идет охота, есть только азарт. Я очень азартный человек.

Охота – это потому что модно?

Модно играть в большой теннис, а я не играю. В одежде всегда старался придерживаться моды. Все рубашки, костюмы, туфли покупаю только сам.

Вы не считаете, что к Вашему элегантному внешнему виду не совсем подходит татуировка, которая у вас на руке?

Считаю. Она никогда мне не подходила. По глупости в интернате сделал. Если ее возможно убрать, то я согласен. Только чтоб следа не осталось, а иначе какой смысл?

Одежда женщины говорит о ее характере?

Не всегда. Мне не нравится, когда одежда слишком демонстративна. В женщине должно быть достоинство. Она – как мимолетное увлечение, и она, в которую можно влюбиться, – это разные женщины. И это видно. Можно купить тело, но нельзя купить сердце. Когда продается сердце, это предательство. Если я вижу в женщине личность, я даже могу послушать ее мнение.

Только лишь послушать?

Все решения я все-таки принимаю сам. Всегда. Моя жена, которая, кстати, абсолютно меня не боится, имеет право на собственное мнение. Но это не значит, что я буду делать так, как она говорит. Хотя я с ней уже 25 лет.