Владимир Федорин - Четвертая республика: Почему Европе нужна Украина, а Украине – Европа

В ситуации фактического распада государства криминальный мир взял на себя функции параллельной юстиции. Возможно, правда, слово «параллельная» тут лишнее, потому что никакой другой не было – по крайней мере, в сфере коммерческого права. Первой и часто финальной инстанцией бандитского правосудия являлась «стрелка». Сторонами такого процесса были истец, ответчик (бизнесмен, обвиняемый в неуплате долга или мошенничестве) и две вооруженные до зубов команды поддержки. Нас, к счастью, эта чаша миновала.

В каждом городе мы открывали отдельную компанию, иногда с местными партнерами. Каждое такое подразделение было само по себе слишком маленьким, чтобы им заинтересовались бандитские группировки. Взятые вместе наши региональные филиалы складывались в серьезный бизнес, но локальным группировкам было до нас не дотянуться.

Last but not least. Мы щепетильно соблюдали правила коммерческой гигиены: не участвовали в приватизации, ни у кого ничего не забирали, аккуратно платили по долгам.

В середине 1990-х в Украине складывались базовые институты Третьей республики. Осенью 1994-го с трехлетним опозданием прошла либерализация цен. В 1996-м Рада приняла новую Конституцию, предоставившую большие полномочия президенту, но сохранившую за парламентом куда больше власти, чем в соседней президентской республике – России. После введения национальной валюты удалось подавить инфляцию: в 1997 году потребительские цены выросли всего на 10 %. В результате массовой приватизации доля частного сектора в экономике выросла с 15 % в 1993-м до 55 % в 1997 году [10] Anders Aslund. How Ukraine became a market economy and democracy, Peterson Institute for International Economics, Washington, 2009, p. 81. . Отступила на задний план угроза сепаратизма, подогревавшегося в Крыму российскими реваншистами.

Этими успехами Украина во многом обязана своему второму президенту, Леониду Кучме. Я познакомился с ним в 1994 году, во время его президентской кампании. В Харькове за нее отвечал Владимир Гринев – профессор, доктор наук. В годы перестройки он стал одним из лидеров демократических сил в Украине и продолжал играть эту роль в первые годы независимости. Летом 1994-го он приехал к нам в офис – убеждал, что лучшего кандидата в президенты, чем Кучма, нет и не предвидится. Аргументы, которые он приводил, я уже не помню, помню, что в тот вечер первый раз в жизни попробовал виски.

Кучму называют отцом олигархической модели. Это и так, и не так. Он не скрывал, что считает неверными рецепты, предлагавшиеся Украине западными экспертами. Вот что он писал в середине 2000-х:

«Капитализма без капиталистов, без национальной буржуазии, в том числе крупной, не бывает. Нас все 15 лет нашей независимости толкали на путь создания капитализма мелких лавочников, малого предпринимательства, капитализма без крупной национальной буржуазии. Как в Польше… Такая модель убийственна для Украины. Она убийственна даже с точки зрения украинской экономики – ее основу составляют промышленные гиганты. И что? Отдать их «дяде»? А для украинцев оставить лишь сферу обращения и пошивочные мастерские?» [11] Леонид Кучма. После Майдана. Записки президента, Киев; Москва, 2007, с. 634.

Кучма делал ставку на крупный украинский бизнес. Проблема была в том, что в середине 1990-х такого бизнеса просто не существовало. Отсюда – приватизация «по разнарядке»: доступ к самым лакомым кускам промышленности был ограничен узким кругом предпринимателей, которым власть могла доверять. Они-то и станут в дальнейшем украинскими олигархами.

Кучма был государственником. Он стремился находиться над схваткой, разрешая противоречия между олигархами. Он искусно лавировал между выращенными им капитанами бизнеса и не допускал доминирования даже своего зятя Виктора Пинчука.

В отличие от Януковича, второй президент не хотел быть главным олигархом. Для Кучмы крупный бизнес был лишь одним из инструментов, с помощью которых он осуществлял свою власть. Параллельно он выстраивал мощные государственные вертикали – железнодорожную монополию, милицию, налоговую службу. Эти структуры были автономными и независимыми от олигархов – по сути, отдельными центрами власти.

Прошлой зимой я побывал в прикарпатском селе Гута, где в 2001 году Кучма устроил себе президентскую резиденцию. При следующем президенте там возвели огромное, напоминающее замок здание для саммитов и прочих торжественных мероприятий. Километрах в пяти от него стоит деревянный домик с одной большой комнатой и несколькими подсобными помещениями. Это сооружение – лучшая иллюстрация представлений о «роскоши» президента Кучмы.

Первую глубокую ревизию наших планов мы с партнерами провели в 1997 году. Новая стратегия была расписана до 2011 года. В этот год мне должно было исполниться 40 лет. Во многих своих аспектах этот план довольно точно описал будущее медиабизнеса, который стал известен как «Украинский Медиа Холдинг» (или UMH Group). В 2011 году, полагали мы, выручка компании должна превысить $200 млн, а прибыль – $50 млн. Мы оказались неплохими прогнозистами: в лучшие годы оборот UMH достигал $170 млн, а EBITDA [12] Прибыль до вычета расходов по выплате процентов и налогов и начисленной амортизации. превышала $30 млн. Если бы не девальвации 1998 и 2008 годов, мы имели все шансы перевыполнить наш собственный план.

Вообще, спонтанный подход к бизнесу – не для меня. Мне некомфортно действовать без стратегии. Она складывается из vision – куда мы хотим прийти – и дорожной карты, описывающей путь к намеченным целям. Определившись с целью и маршрутом, бросаешь все силы на execution, выполнение плана.

В 1998 году бизнес продолжил штурм законодательной власти. В Верховную Раду прошли Петр Порошенко, Виктор Пинчук, Константин Жеваго и десятки других предпринимателей – и крупных, и средней руки. Я избрался в городской совет Харькова. Моими коллегами там оказались будущий губернатор Харьковской области Михаил Добкин и будущий харьковский мэр Геннадий Кернес. Многие из депутатов горсовета в 2002 году пошли дальше и избрались в Верховную Раду. Уверен, я легко мог последовать их примеру – у меня была сильная позиция в моем харьковском округе. Но я решил сфокусироваться на бизнесе. В публичной политике я себя не видел, а использовать депутатскую «корочку» в коммерческих целях не собирался. Мы не экспортировали сырье, не интересовались приватизацией. Наш бизнес зависел исключительно от интереса читателей и ни в какой государственной поддержке не нуждался. Депутатская неприкосновенность? Мы стали одной из крупнейших медиагрупп в стране, поэтому я чувствовал себя более защищенным, чем обычный бизнесмен.

Был и другой важный момент. Осознавая масштаб своего бизнеса, мы решили не поддерживать ни одну политическую силу, ни одну финансово-промышленную группу. Я никогда не состоял ни в какой партии. Администрацию Президента я возглавляю не как политический назначенец, а как менеджер-технократ.