Павел Амитов - Преодоление лжи

Помимо взаимной любви генсека и демократии увеличение перерывов между съездами и, следовательно, сокращение количества самих съездов объясняется в первую очередь не объективными трудностями, переживаемыми партией и страной, а единственно личными интересами самого Сталина. Он делал все возможное, чтобы перед очередным съездом закрепить за своими сторонниками наиболее важные должности в аппарате ЦК, в советских и хозяйственных структурах. Генсек по сути дела готовил почву для полного государственного переворота. Ему недостаточно было убрать с высоких должностей своих партийных конкурентов – амбициозных и влиятельных в партии деятелей – Троцкого, Зиновьева, Каменева. Сталин возжелал сделаться полновластным самодержцем партии и страны. Его амбиций, претензий и тщеславия хватало на сотню Бонапартов. Этим параноиком владела фанатичная жажда абсолютной, единоличной, непререкаемой власти. Марксизм, коммунизм, партия, ее Устав и Программа, всякие там съезды, люди, точнее, не люди, а массы – все это не более чем инструменты для достижения единственной достойной его амбиций цели.

Проблему полного единовластия ему удалось решить в основном к началу тридцатых годов. Но уже упомянутые результаты 17 съезда (1934 год) заставили Сталина заволноваться и пойти на крайние, впрочем, для него вполне естественные меры, о чем уже написано выше. Настали годы большого беспричинно жестокого и массового террора, в результате которого он не только устранил от власти всех возможных соперников. Он уничтожил их физически. И не только действительных (правда, в прошлом) конкурентов, но и тех, кто мог в такие конкуренты вырасти. Всех, кого он мог достать в своей стране. А достать он мог всех. Буквально из-под земли. Но и этого ему показалось недостаточно. Он не мог успокоиться и спокойно спать, пока по земле ходил его однопартиец, единомышленник, заклятый соратник и вечный революционер Лев Троцкий. Безапелляционный приказ Сталина «найти и уничтожить» его подручные выполнили в 1940 году. Как известно, убийцы нашли Троцкого в Мексике. Это убийство принесло генсеку удовлетворение, но не успокоение. Спать спокойно он все равно не мог. Будучи по натуре болезненно подозрительным, он до самой смерти подозревал ближайших соратников, командный состав армии и карательных органов во всевозможных заговорах, перенося все неприглядные черты собственного характера на свое окружение.

Сталин оставил своим наследникам страну с населением, привыкшим к абсолютной монархии и феодальным порядкам, повязанным беззаконием и тотальным страхом перед систематическим террором. Коммунистическая идеология превратилась в служанку узурпатора и его преступной клики. Пожелай Сталин после 1937—38 годов, а тем более после победы над Гитлером короноваться на царство и принять титул коммунистического императора, никто из его ближайшего окружения и пикнуть бы не посмел. Не нашлось бы возражающих против такого его природного и естественного намерения ни среди «народного авангарда» – членов КПСС, ни среди арьергарда – прочего населения. Как там – у классика, в его гениальной ремарке? «Народ безмолвствовал».

Правящую партию развратила и добила собственная монополия на власть, отсутствие всякой конкуренции в политической, идеологической, социальной областях. И, разумеется, начала она гнить с головы – партийной элиты. Хотя какие у коммунистической элиты головы?! За них думали, сочиняли и писали клерки, референты, консультанты, спичрайтеры – короче говоря, лакеи различных должностей и рангов. «Элита» только озвучивала. Однако, там, где речь шла о конкретных решениях, о властных полномочиях и привилегиях, лакеям указывали на их истинное место. Тут элита своего не упускала – ни грамма. Проблемы у «элиты» были не только с головами, но и с лицами. Разве лица мы видели, когда они выползали по большим праздникам на трибуну мавзолея? Обрюзгшие, откормленные деликатесными кремлевскими пайками, с застывшим брезгливым выражением (по отношению ко всем нижестоящим на социальной лестнице), с искусственной дежурной праздничной гримасой, выдаваемой за улыбку, не наделенные Господом интеллектом, лишенные даже намека на интеллигентность, разве эти застывшие маски можно назвать лицами? Морды, рожи, хари или, выражаясь интеллигентнее, физиономии. Стоит только вспомнить весь этот синклит пациентов кремлевской геронтологической лаборатории, так невольно всплывают в памяти строки «И с лицом, что быть годится и лицом и ягодицей».

В последний период существования СССР разложение номенклатуры переросло в обыкновенный маразм. Примером подобного маразма может служить самый долгоправящий послесталинский генсек ЛИЧНО Леонид Ильич Брежнев. Вот уж действительно – вначале история выступает как трагедия, а повторяется в виде фарса. Сколько орденов, медалей, лауреатских значков и всякого рода регалий заимел этот скромный генсек! Чтобы только перечислить все их названия, за какие заслуги, кем и когда вручены, понадобится издать целый многостраничный справочник. За всю войну политработник Леонид Брежнев (полковник – зам. начальника, а затем генерал-майор – начальник политотдела 18 армии) удостоен пяти орденов и двух медалей. В конце своей деятельности главный коммунистический начальник имел в своей орденоносной копилке свыше двухсот (!) наград – не только отечественных, но и иностранных. В первую очередь награды социалистических стран. У себя на родине Брежнев стал Героем социалистического труда. Четыре раза – в мирное время – ему присваивали звание Героя Советского Союза! Бедные советские филологи безуспешно ломали головы, пытаясь изобрести слово, обозначающее новый статус кавалера пяти золотых медалей. Герой Советского Союза – понятно, дважды герой – с натяжкой, но тоже ясно. Трижды герой, и даже четырежды, как ни верти, даже если не укладываются в рамки здравого смысла, укладываются в существующие грамматико-лексические нормы. А вот – ПЯТИЖДЫ или ПЯТИРЕЖДЫ герой? Нет, такие неологизмы прижиться в русском языке не сумели. Зато вызвали невиданный поток анекдотов. «Москва. Разгар рабочего дня. Вдруг под ногами жителей столицы затряслась земля. Неужели в Москве землетрясение? Началась паника. Однако вскоре всё разъяснилось. Ничего страшного. Землетрясение носило локальный и одноразовый характер. Просто с вешалки неожиданно упал парадный китель Брежнева».

Честолюбивому и еще гораздо более тщеславному Леониду Ильичу во всем потакало (такие уж реалии внутрипартийной и общественной советской действительности) ближайшее окружение. Довольно скромный и ничем особо в период войны не отличившийся политработник (в данной ему характеристике времен отечественной войны указывалось на его слабые военные знания) в мирные дни стал МАРШАЛОМ Советского Союза. Проживи Брежнев еще годик-другой, верноподданные холопы наверняка присвоили бы ему звание генералиссимуса. Ведь наградили же его, наплевав на все возможные приличия, орденом Победы. Это явилось прямым издевательством не только над уставом ордена, которым награждались полководцы самого высшего ранга, добившиеся стратегической победы в масштабах фронта. Так называемая «элита» издевалась над историей собственной страны, над историей Отечественной войны. Казалось, судьба всей второй мировой решалась на том участке фронта, где находился в тот или иной период скромный политработник Леонид Брежнев. Бывшие фронтовики стали задавать друг другу недвусмысленный вопрос: «Где ты находился во время войны – воевал на Малой земле или отсиживался в окопах Сталинграда?».