Аркадий Эйзлер - Быть человеком

Почтенные журналисты, преуспевающие карьеристы-политики не сидят сложа руки. Опытные манипуляторы общественным мнением, они прекрасно осознают скоротечность жизни. Революционные технологии, новые материалы, продукты питания, новейшие средства коммуникации, неведомые скорости, всеобъемлющая информация создадут необычные, до сих пор неизвестные условия жизни. Активный возраст среднестатистического гражданина увеличится до желанных 120 лет, а медицина, посредством упомянутых уже эмбрионов и клонов, обеспечит наличие индивидуального резерва запасных частей в необходимом количестве и соответствующе высокому жизненному стилю ассортименте. Пути, которые ведут к этому поистине раю земному, находятся в резком противоречии с реальностью. Перейти на новые продукты, технологии, энергоносители – это все равно, что запустить на старом граммофоне вместо пластинки современный музыкальный диск. Раскрученные процессы нельзя остановить моментально. Необходимы время и реструктуризация профилей производства, перекачивание и концентрация средств. Это ведет к модной сейчас глобализации, где все определяет рынок. Если среднестатистический мужчина полвека назад имел 130 млн мужских половых клеток на один миллилитр спермы, то сегодня – в 2 раза меньше. Становится понятным давление общества на ученых, которое приводит к появлению средств, подобных «Виагре». И только очень наивный человек может не усмотреть или не заметить, в какой степени развитие науки и медицины зависит от финансов.

Происходит постоянное смещение приоритетов. Сегодняшние исследования в генных, эмбриональных и других отраслях медицинской науки принадлежат к сомнительным, но выгодным для инвесторов приоритетам. Они сулят прорыв, выход на новые технологии, с быстрым внедрением, массовым тиражированием и – главное – с получением сверхприбылей. Неоправданный риск, неоднозначность и неясность перспектив, особенно в вопросах клонирования, все чаще остаются вне поля зрения. Погоня за золотым тельцом, под прикрытием идеи освобождения человечества от болезней и страданий, может привести к необратимым последствиям для будущего нашей планеты.

Прежнее убеждение – чем больше мы можем и знаем, тем легче нам живется – не соответствует действительности. Это, может быть, самое страшное признание, преподнесенное учеными в последнее время. Из-за него разгораются жаркие дискуссии на всех уровнях – от политиков до простых обывателей. И, казалось бы, о чем спорят? Пусть ученые работают, пусть делают свое дело. Когда будет нужно – разум остановит или прикажет остановиться. А если не остановит? Какие научные открытия предотвратят рождение ребенка с измененной 21-й хромосомой – с болезнью Дауна? Во что превратится общество, в котором одни займут элитарное положение, а другие будут восприниматься только как рабочий материал, необходимый для поддержания здоровья и долголетия элиты? Может быть, результаты подобных экспериментов и их претворение в жизнь не проявятся мгновенно, но они наверняка будут преобладать в тенденциях ближайшего будущего и осуществятся не через сто лет, а значительно раньше.

Захватывающий интерес к научным поискам не уменьшает наших проблем. Наоборот, их становится все больше, причем растет число важных и основополагающих для общества вопросов, решение которых может оказать влияние на судьбу будущих поколений. Правильно ли мы делаем, когда всю ответственность перекладываем только на врачей и ученых, в то время как она должна распространяться на всех нас? Мы в ответе за все происходящее.

В России не принято рожать второго ребенка, чтобы он послужил донором органов для тяжелобольного первого, а вот в Америке это обычная практика. Если под напором делового мира исследователи будут и дальше мечтать о клонированных двойниках-донорах, это, пожалуй, уже и не преступление, а гуманные, но вместе с тем зловещие идеи. Какие законы оградят ученых, имеющих благородную цель – помощь бездетным матерям в искусственном оплодотворении – от фатальной ошибки, когда из десятка микроскопических эмбрионов получится полусотня близнецов? Кто ограничит количество возможных клонов? Удивление легко и быстро переходит во вполне реальный ужас. «Я не подумала, это было ошибочное решение», – говорит Надя Сулейман из Лос-Анджелеса, которая после 3-х искусственных оплодотворений родила 14 детей. Если же перенести Надю в российскую действительность и выдать по 300 с небольшим тысяч рублей за каждого ребенка, то можно оценить и меркантильную составляющую ее чадолюбия. С той поры, как мы пытаемся внедриться в непознанное, изменяются критерии добра и зла, вопросов возникает все больше и отвечать на них все сложнее.

Будут ли дети, рожденные благодаря естественному зачатию, иметь равные права с созданными посредством генной технологии? Насколько тяжело будет осознавать ребенку, что он лишь клон, генетический дубль? Какими правами может он обладать? Станут ли выведенные в лабораториях эмбрионы перед введением в материнский организм проверяться на наличие наследственных болезней и освобождаться от них? Человечно ли производить и использовать в исследованиях человеческие эмбрионы? Или ради множества неизлечимо больных людей, делать это все же необходимо? С какого момента зародыш считается человеком и, следовательно, имеет право на гуманное обращение? В 2001 г. «New York Times» сообщала, что при искусственном оплодотворении можно запрограммировать пол будущего ребенка. Такая возможность появилась благодаря специальной технологии, «сортирующей» сперму. Родители заранее заказывают, кого они хотят – мальчика или девочку. Если происходит непредвиденный сбой, неудавшийся эмбрион выкидывают, заменив новым. Смогут ли возникшие протесты общественности помешать реализации намеченных планов? Уже сейчас, спустя не многим более 10 лет, можно обозначить пути, по которым мечтают направиться отдельные политики и некоторые идущие у них на поводу ученые. Это создание и выращивание новых людей, рас, свободных от болезней, имеющих антропологические параметры превосходства уж на эмбриональном уровне. Но кто знает, может быть, совсем близко время, когда на очередном повороте истории из зловещей темноты клонированного общества раздадутся крики о помощи именно основоположников данных идей. А современные понятия о семье? Что говорит религия? Не рушатся ли многовековые устои нашей этики? Но даже и без этих вопросов остается неясным – все ли достижения современной медицины и смежных наук можно реализовать технически? Как человек будущего, то есть, искусственно выращенный продукт, будет воспринимать собственное «я», своих создателей и собратьев по технологическому процессу?