Андрей Агафонов - Все засмеялись, а Гитлер заплакал. Публицистика

Возможно, на то и был расчет, поскольку до лепрозория Гевара не доехал. Вынырнул он уже в Гватемале.

В демократических странах Латинской Америки есть хорошая традиция – если к тебе в страну приехали политические беженцы из соседнего государства, их ни в коем случае нельзя выдавать на родину, их нужно одеть, обуть, накормить и быть с ними ласковыми. Ильда Гадеа, не то китаянка, не то индианка, была беженкой из Перу, что позволило ей получать от правительства Гватемалы пособие, которого хватало на безбедную жизнь и аренду квартиры в непосредственной близости от президентского дворца. Да еще оставалось на помощь другим обездоленным. Одним из таких обездоленных и был наш герой – по обыкновению, в нейлоновой рубашке невнятной окраски, разношенных ботинках и мятых брюках, он явился в Гватемалу, где только что произошла революция (кажется, 730-я в истории страны), чтобы чем-то пригодиться. Но не пригодился, увы, ничем – в министерстве здравоохранения ему сказали, что диплом Буэнос-Айреса здесь не считается документом, позволяющим незамедлительно начать врачебную практику. Что поделать, врачей хватало без него – и местных, и приезжих, и куда более опытных.

Само собой вышло так, что Гевара угнездился на содержании Ильды Гадеа – дабы прокормить его, она заложила в ломбард свои украшения, не Бог весть какие, впрочем. Они читали Маркса, Сартра и много других умных книг. Гевара пытался пристрастить Ильду к мате, которое заваривал сам – но не смог. Зато благодаря связи с Ильдой он попал в тусовку профессиональных революционеров и даже начал делать что-то вроде карьеры – но тут произошла очередная революция, демократа Арбенса скинули, повеяло зловонным дыханием диктатуры. Ильду какое-то время подержали в застенках, вымогая взятку за освобождение – деньгами либо натурой. Денег она платить не хотела (хотя деньги были). Выручило личное вмешательство нового президента, который хорошо знал гордую перуанскую сеньориту. Да и за Геварой, несмотря на его крохотный революционный стаж и ничтожный общественный вес, приезжал непосредственно посол Аргентины. Вот тут опять пунктик – необычайно везет революционерам с кругом знакомств. Казалось бы, непримиримые враги существующего строя, они ничего общего иметь не должны с угнетателями, тиранами и сатрапами. Казалось бы, революционная деятельность с того и начинается, что сжигаются все мосты между миром богатых и миром бедных, миром злых и миром праведных… Или нет?

Не совсем так, поскольку в мире бедных и праведных профессиональный революционер помрет от голода. Поэтому он вынужден, преодолевая отвращение и сглатывая тошноту, пользоваться благами мира злых – кредитными картами, апартаментами, гонорарами, яхтами, зваными обедами… А злые на то и злые, чтобы с помощью честных и чистых революционеров решать какие-то свои дела. В частности, всегда полезно иметь у себя на территории запасное правительство для соседней страны. Профессиональные качества будущего правительства в расчет не берутся – а вот способность взять и удерживать власть, это да. Важно.

Тем временем на Кубе зрела очередная революционная ситуация. Страной правил Фульхенсио Батиста – один из «сукиных сынов». Правил, надо сказать, по принципу «то разуюсь, то обуюсь, на себя в воде любуюсь, брагу кушаю». Когда-то он был народным любимцем, одним из зачинщиков «бунта сержантов», в тридцатых годах сверг диктаторский режим на Кубе и совершил мощный экономический рывок. Уходил из власти и возвращался. Объявил войну Германии, кстати – вместе с США и Великобританией. Для Латинской Америки это было довольно нетипично. Аргентина, к примеру, вообще была государством, прогермански настроенным. Не то чтобы там нацисты были у власти – просто Аргентина в те годы входила в восьмерку мощнейших мировых экономик, а претендовала на большее, и по ее расчетам как раз выходило, что чем больше Европа и Штаты увязнут в войне с Гитлером, тем больше у нее шансов.

К России же у латиносов вообще и Че Гевары в частности отношение всегда было несколько специфическим, о чем ниже.

В годы правления Батисты на Кубе побывал и Аугусто Пиночет. По его словам, кубинцы, конечно, сильно бедствовали – но не в последнюю очередь потому, что слишком много веселились. «Такое ощущение, – говорил Пиночет, – как будто у них один сплошной карнавал». Схожие ощущения были, вероятно, и у самого Батисты – что бы он ни делал, Куба продолжала веселиться. В итоге кубинский диктатор потерял всякую совесть и начал требовать половинные откаты со всего буквально, что происходило на острове. А происходило следующее: американская мафия в лице Мейера Лански открывала отели, бордели, казино. Мужественный был человек Батиста, если требовал откаты от мафии… Было и другое – строились дороги, тянулись электропровода. Вольно врать поздним комментаторам, что Штаты выжимали остров досуха, вывозя всю прибыль и скупая кубинскую землю – работали-то на предприятиях с американским капиталом кубинские рабочие. Получали они мало – опять же по свидетельствам современников, месячный заработок едва достигал величины недельного заработка рабочего в США. Самым распространенным занятием среди женщин была проституция, так что Куба получила негласный статус «карибского борделя». Да что там, посмотрите вторую часть «Крестного отца» и ужаснитесь.

В Мексике, куда из Гватемалы перебрались аргентинец Гевара и перуанка Гадеа, они познакомились с кубинцами Кастро. Братьев Фиделя и Рауля только что, после двухлетней отсидки, выпустил по амнистии кровавый диктаторский режим. Вся их вина заключалась в нападении на казарму Монкада – нападении неудачном, но с человеческими жертвами с обеих сторон. За попытку государственного переворота Фидель получил 15 лет (Рауль – 13) и произнес на суде речь с заголовком «История меня оправдает». Помимо заголовка, речь содержала цитаты, полемические выпады, стилистические излишества, анализ социального положения на Кубе и краткую предвыборную программу – и длилась два часа. По части словоговорения Фидель был абсолютным чемпионом. Мог без бумажки митинговать часа три, прерываясь разве что на стряхивание голубя с плеча. А его знаменитая речь в ООН! Четыре с половиной часа! Присутствовавшие в зале наверняка поняли: такой народ победить невозможно. Они еще не знали, что много лет спустя на мировую арену выйдет Уго Чавес…

Первая же встреча Фиделя с Эрнесто Геварой длилась десять часов. И это был тот редкий случай, когда Фидель больше слушал, чем говорил.

Фидель Кастро зауважал Гевару сразу. Он счел его умником. Сам-то Фидель брал скорее харизмой. Женщины всегда угадывают харизму, даже через холщовые штаны. На Кубе Фиделя звали, совсем как Сталлоне в юности, «жеребцом». Рауль же и жеребцом не был – судя по упорно распускаемым слухам, скорее кобылкой – и умом не блистал, но мог проявить жесткость и даже жестокость, когда было надо, а надо было всегда.