Зоя Выхристюк - Женский взгляд на мужской характер

На следующий день я была привезена в другой офис, где-то неподалеку от Ленинского проспекта.

По моим представлениям, он роскошен: ноги утопают в ковре, ты утопаешь в кресле в ожидании возможности войти в кабинет. Секретарь, юная леди приятной, но не кричащей внешности предлагает кофе, чай, из-за стекла аквариума пучеглазятся диковинные рыбки… Все отлично, особенно от предвкушения, что вот сейчас большая, мощная финансовая структура возьмет и подпишет с тобой договор на триста тысяч рублей (а именно столько стоил тогда тираж номера журнала), и ты будешь себе творить и общаться с разными интересными и статусными мужчинами, предъявляя миру их настоящий мужской характер. Параллельно мне предлагают компенсировать стоимость авиабилета, гостиница была заблаговременно оплачена. Отказываюсь – мне Василий Викторович Бабаскин, генеральный директор «Кавминводыавиа», любезно предоставил льготный пролет: что же мне «стрясывать» с моих будущих партнеров еще какие-то там суммы! Внутренний голос советует все же поинтересоваться у пресс-секретаря Каньшина текстом документа, который нам сейчас предстоит подписать. Читаю и прихожу в смятение: нам предлагают аж тридцать тысяч при обязательном вхождении «Мегапира» в состав соучредителей! Опаньки! Продать свободу за десять процентов стоимости разового тиража! А тут уже распахиваются двери в кабинет. Вхожу. Александр Николаевич – в мягкой, не уличной обуви, в светлом пуловере, потом вижу портрет маслом Марии Федоровны Каньшиной, но… в бальном платье XIX века! Все ясно: помните, в период малиновых пиджаков было очень модно стать благородным? Александра Николаевича тоже эта болезнь, вероятно, не обошла стороной. Правда, я этот портрет никогда больше не видела. Начинаем говорить. Благодарю за приглашение, встречу, прием, заботу. Переходим к делу. Опять «спасибо» за внимание, которое уделили изучению наших проблем. Только что ознакомилась с текстом договора, но подписать его не смогу, о чем сожалею. Каньшин остолбенел. Передо мной у него был редактор какого-то ленинградского журнала. Так он, пятясь почтительно, выходил из кабинета, предварительно радостно подписав договор на эту же сумму. Александр Николаевич обрисовывает мне блестящие перспективы продвижения журнала, которые может обеспечить ассоциация в столице, говорит об уровне героев, каких я могу получить на страницы журнала и много еще чего… Соглашаюсь, что все это очень важно, и не сомневаюсь, что все это им по силам. Но для этого журнал должен быть произведен, напечатан, доставлен в Москву! А на это нужны деньги! Напоминаю, что мы из одних комсомольских штанишек выросли, все это я, имея деньги, и сама смогу организовать. Он почти в ярости от неожиданности. Говорю, что порядок цифр должен быть другой. Будем дружить, приятно было познакомиться, но, вероятно, сейчас мы не совпадаем в видении перспектив. «Хорошо, – говорит Каньшин, – тогда я из своих личных источников заказываю статью о маме и ее юбилее. И заплачу сто тысяч рублей! Будет ли это достаточной суммой?» Говорю, что вполне. Ударяем по рукам.

Чтобы снять неловкость, а может, дать мне почувствовать, как я неправа, он подводит меня к окну и показывает на машину, которая доставит меня в гостиницу. Вижу много классных авто. «Не туда смотришь, – замечает Каньшин, – вон последняя горбачевская „Чайка“, ты поедешь на ней!» Тут, вероятно, я должна была бы хлопнуться в обморок. Но не хлопнулась. Я машины отличаю по цвету, теперь уже по уровню комфортности, но никак не по маркам. И с вещами материального мира не нахожусь в отношениях обожествления: любя комфорт и красоту, как и все, я уважаю функцию и, возможно, пытаюсь не создавать привязок. А тогда и подавно мои доминантные чувства вообще были сдвинуты в ином направлении, учитывая значимость момента для меня, моего проекта, утраченные иллюзии, не потерянные надежды… Словом, сложный комплекс чувств!

Вот таким было более близкое знакомство с Каньшиным на московской земле. Вероятно, его поразило полное отсутствие во мне чинопочитания (ведь рядом с ним – всегда люди, финансово зависимые от него), уважительный тон, но на равных. Наша общая комсомольская школа, практически равенство по возрасту (он на год старше) и то, что мы еще и рождены под одним знаком зодиака – Близнецы, дает мне представление о его ходе мыслей и логике действий. Хотя он неоднократно поражал меня в последующем своей непредсказуемостью. Да это и здорово, когда человек для тебя остается непрочитанной книгой! А то, что он не «купил» меня сразу, позабавило и заставило не слить меня в одночасье. Так у него на время появилась социально значимая, в определенном смысле, забава в виде журнала хорошего качества, производимого практически земляками, да еще преимущественно женщинами. И спасибо Вам за все, Александр Николаевич! Вы много для меня значите и много сделали!

Эта поездка позволила мне как-то прочувствовать, что такое «Мегапир», каков сам Александр Николаевич, что было очень важно. Я ведь прекрасно понимала, что судьба дальнейшего нашего сотрудничества будет во многом зависеть от того, насколько статья о Марии Федоровне и праздновании ее юбилея в Марьинской придутся ему по вкусу.

Лет пять «Мужской характер» и «Мегапир» были связаны достаточно прочной нитью. Я то впадала в зону милости, то отодвигалась на время. Каньшин – достаточно тонко внутренне организованный человек, человек настроения. Как и у любого, обладающего властью и ресурсом лидера, головой нередко вертит его окружение, педалируя чувства, далеко не всегда в интересах моего дела. Собственно, именно в «Мегапире» я поняла, привыкнув в жизни к соперничеству женщин, что и мужчины могут со мной воевать за «близость к телу» человека, находящегося на уровне принятия решений. Но это было потом, а впереди было примерно пять лет, ставших достаточно нескучными и яркими. Скажу больше: по прошествии времени эти годы я воспринимаю как ученичество в мастер-классе Александра Каньшина в школе жизни «Мегапира», очень важное и ценное для шлифовки качеств моей личности. Низкий поклон!

Александр Николаевич обозначал людей, интересных мне по уровню, статусу, с которыми он общался, но никогда не помогал выйти на более короткий контакт. Даже Дмитрия Тимофеевича Язова я сама заполучила, когда он приехал отдыхать в Пятигорск в военный санаторий. И это было тоже из принципа. Потому что, когда мы «рубились» с Каньшиным по поводу суммы поддержки издания, он сказал, что таких людей, как маршалы Советского Союза Язов и Михалкин, иным журналам заполучить в собеседники еще нужно умудриться. Я и умудрилась. И получила истинное наслаждение! Дмитрий Тимофеевич, человек с очень непростой судьбой, пославшей ему массу испытаний, очень интересно и искренне говорил о жизни, войне, любви. Мы специально не касались темы ГКЧП. Об этом много он говорил в других изданиях. Меня же больше интересовало, впрочем, интересует и сейчас, как, по каким параметрам жизнь выдвигает на значимые рубежи людей, казалось бы, ничем не отличающихся от своих ровесников? А знаете, о чем мечтал будущий маршал в детстве? Стать поэтом! Скакать на коне по полям в красной рубахе и читать во весь голос свои стихи. Интервью получилось, было опубликовано, я открыла свой счет незримого соперничества с Каньшиным, даже не соперничества, а моего самоутверждения. Кстати, статья о Марии Федоровне, подготовленная не без участия Ларисы Яковенко, ему тоже понравилась. Ему вообще всегда нравилось, как мы пишем. Это приводило к осложнению с его ближайшим окружением, потому что военных журналистов, работавших в «Красном воине» и мегапировской газете «Офицерский сплав», он нередко наставлял, как надо писать, ссылаясь на наши публикации.