Александр Мазин - Мастер текста

Итак, мастерство рассказа.

Что есть рассказ с точки зрения филолога? Малая форма.

Туда же, в малую форму «внесены» очерк, новелла, эссе, а также басня, притча, стихотворение. Объединяющий признак: небольшой объем.

Если бы по такому сомнительному признаку составлялись тесты для школьников, получилось бы забавно. Представьте: на картинке: кошка, младенец, тыква, четырехкилограммовая гантель, шезлонг и профессор-филолог. А на другой картинке: тот же профессор, леопард, небольшой книжный шкаф, две упаковки паркета и очень большой книжный шкаф.

Общая задача: выделить лишнее.

Правильный ответ. На первой картинке лишнее – профессор филолог, на второй – очень большой книжный шкаф.

Логика: все остальные существа и предметы – примерно одного веса. Нормальная логика классификатора из области неточных наук. Но вы должны ее знать. Чтобы у вас не оставалось иллюзий относительно кандидатов и докторов от филологии.

Первый тест – малая форма. Второй – средняя, в которую входят повесть и поэма, а также крупная: роман или сериал.

С точки зрения классической филологии у леопарда и кошки, намного меньше общего, нежели у леопарда и двух упаковок паркета.

Не задумывайтесь над этим. Просто примите к сведению. Читателю безразлично, что написано в выходных данных книги. «Повесть», «роман»… Никакой разницы. И издателю поровну. Объем его интересует исключительно с производственной точки зрения (и здесь это вполне обосновано), а потому издатель никогда не поставит рядом повесть и поэму. Что радует. А печалит нас то прискорбное положение, которое занимает литературная форма «рассказ» в современном отечественном книгоиздании.

Настолько прискорбное, что мне с завидной периодичностью задают один и тот же вопрос: стоит ли писать рассказы, если издатель предпочитает романы?

И я однообразно отвечаю: да, стоит. Потому что издатель может предпочитать всё, что угодно, а вот читатель предпочитает хороший текст. А научиться создавать такой текст, не владея искусством создания рассказа – невозможно.

Надо писать рассказы. Даже, если на них нет спроса в российском книгоиздании. Подчеркиваю – именно в книгоиздании, потому что у читателей-то спрос – есть. Это доказывает опыт реализации сборников фантастики, которые, как правило, по общему уровню уступают романам, а покупаются ничуть не хуже.

Почему же в таком случае издатели не любят сборники рассказов?

В первую очередь потому, что хлопотно. Чтобы собрать приличный сборник (мы исходим из того, что нам не все равно, что окажется внутри обложки) из двадцати рассказов, отсмотреть приходится около тысячи. И с каждым автором заключить договора, перевести деньги… и так далее. Хлопот много, а на выходе – одна книга. Одна. Тиражом три-четыре тысячи экземпляров. А редакционных усилий – как на пять романов.

Но не осуждайте редакторов книжных издательств. Это не их дело – печатать рассказы. Малыми формами должна заниматься периодика. В первую очередь, тематические журналы.

А журналов-то – нет. Не существует у нас литературных журналов, ориентированных на массового читателя. Зато имеется изрядное количество журналов, нацеленных на обслуживание окололитературных групп-интересантов. Друзей и знакомых. Словом, околожурнальной тусовки. Нравится ли продукт читателю или нет – не волнует. Тем более, что качественных, то бишь хорошо написанных и увлекательных рассказов действительно очень мало. Нет спроса – нет предложения. Даже издания, вроде закрытых недавно «Если» и «Полдня», которые вроде бы были ориентированы на читателя, на самом деле потакали в первую очередь вкусам составителей и их окружения.

Нет спроса – нет предложения.

И так вышло, что в отличие от других стран, той же Польши, например, в России с самого начала начинающих авторов ориентировали именно на романы.

Что не могло не сказаться на качестве авторов. То есть не авторов, конечно, а их текстов.

Почему так?

Потому что – Советский Союз. Государственный строй, который системно разрушил линию литературной преемственности в области литературы.

Что такое – литературная преемственность? Это когда творческий опыт одного поколения передается следующему. И им, следующим, развивается в соответствии с потребностями эпохи.

Советская Власть решала собственные вопросы. Вопросы контроля и управления. Для этого был создан Союз Писателей. Журналы и прочая периодика отдавались СП на откуп. Под жестким контролем «старших братьев» из КПСС. За немалые по тем временам материальные блага писателям предлагалось творить в формате госзаказа.

Иногда дозволялись небольшие вольности… Немногим. И – только в беспощадной борьбе с цензурой и редакциями.

Когда цензура кончилась, вернее, временно прекратила свою работу (сейчас она возвращается) члены Союза Писателей, в большинстве – редакторы и члены редколлегий журналов и издательств, с удовольствием выплеснули копившееся под спудом недовольство «старшими братьями» на страницы подконтрольных СП толстых журналов, сделав вид, что вовсе не они рулили всеми публикациями и были самими жесткими цензорами, вычищавшими авторские тексты куда суровее, чем цензоры штатные. Так была устроена система. Если цензор находил что-то… нелояльное, то редактора наказывали. А цензор очень старался найти, ведь это была его работа и его кусок хлеба с икрой. Редакторы тоже любили свою работу и привилегии, а потому отрезали «лишнее» толстыми шматами, с запасом. Вот этим, проверенным Партией работникам литпроизводства и достались в наследство бывшие государственные журналы.

Лишенные партийного контроля новые хозяева многостраничных СМИ, поступили с ними, как ожидалось. Они охотно жаловались на то, как их гнобили горкомы-райкомы, но вовсе не собирались выпускать из рук заработанные преданным служением привилегии. В том числе – и собственные журналы. И по-прежнему желали получать государственные дотации, потому что зарабатывать деньги литературными или административным трудом не умели и не желали. А желали писать, что наболело и учить читателей, как им жить и что читать. Собственно, тем же они и занимались во времена СССР. Но тогда за это платила Партия. А теперь должны были – читатели. А читатели – не захотели.

Ранние девяностые. Дикая рыночная экономика – всё же экономика. Если люди хотят читать интересные книги, рынок даст им такую возможность. Что характерно: во главе многих нарождающихся коммерческих издательств встали именно книжники. Те, кто и в советское время покупал задорого, а то и сам «спекулировал» такими редкими и драгоценными во времена СССР интересными книгами .