Коллектив авторов - Новые заветы. Самые известные люди России о своих мечтах, страхах и успехах

– Чего вы тут дурака валяете? Есть же Вася. Ну вызовете его на часок пораньше…

Понимаю, с каким нетерпением читатель ждет примеров моего творчества. Выберу не самые, может, лучшие, но самые показательные.

Сидит банда на «малине» и играет в «ассоциации» – ну а чего им еще делать? Загадали пахана Жеку. Мой коллега Глобус называет тему: масть. Думал, сявка, скажут: «Козырь» – а пахану и в радость. Но у него произношение специфическое, у моего коллеги Глобуса: масть он произносит с английским акцентом – типа маthь. Ну Ефремов и отвечает:

– Вазелин!

Под дружное «бу-у-а-а-а» холуев.

Или вот уже Жека сам заказывает персонажа – главного своего врага, мента-отморозка Ваню Охлобыстина: с какой тачкой, дескать, он ассоциируется? Ну, все быдло не врубает, о ком речь, и начинают гадать: «Хаммер», «Ягуар», «бэха». Но я-то играю интеллигентское, так сказать, крыло банды:

– «Мерин»!

Пахан смотрит одобрительно.

Или такая логическая цепочка:

– Электроприбор?

– Будильник! (Бу-у-а-а-а!) Морозильник! (Гы-ы-ы-ы!)

Ну быдло и быдло! А интеллигентное крыло с пониманием склоняется к отцу родному:

– Отморозок?

– Во-во! – оценивает мою проницательность Жека.

Особенно горжусь мессиджем, который придумал для Миши, когда, выстроив нас, уродов, по стойке «смирно», он должен возмущаться похищением у него любимой Люсеньки (Анна Терехова):

– У каждого, у отморозка даже, есть свое чистое. У Лужка – Церетели, у Ромы – «Челси», у Меладзе – «ВИАгра»…

Так что даже не знаю, почему меня не пригласили на финальную разборку с гарантированным летальным исходом. Сделал было предположение, памятуя о нашей десятирублевой сделке тридцатидвухлетней давности, что продюсеру Обухову влом было весь мой прикид (см. выше) три раза покупать. Но Ефремов копнул глубже:

– Просто, Вася, ты слишком дорогой актер.

Сам он брал восемь штук баксов за съемочный день. И считал, что продешевил.

P. S. По традиции, моей колонке положена нетривиальная мораль. Так вот она.

Когда в одной изысканной компании я сравнил наши с Мишей гонорары (вполне, впрочем, беззлобно), некий очень компетентный господин спустил меня на землю:

– Напрасно вы, Андрей Витальевич, столь легкомысленно к этому относитесь. У бандитов ведь как? Как себя с самого начала поставишь, так потом и не отмоешься.

Советник председателя совета директоров ЗАО «Коммерсантъ. Издательский дом» Андрей Васильев пишет о наболевшем, причем не у него, а у другого человека.

Началось все невинно. Поехал в Moscow City получать здоровую такую медаль «Медиаменеджер десятилетия». Сначала хотел, правда, прогулять: боялся нажраться, а в 10.45 рейс на Венецию, выезжать надо, с учетом лужковского эксперимента над Ленинградкой, часов в шесть, вещи не упакованы, с женой-дочкой поссорился, и кошка с позавчерашнего дня сидит в клетке, чтобы ее не забыли. Плюс см. название колонки.

Короче, пошел. Во-первых, очень просили: я после широко объявленного дембеля с топ-поста в ИД «Коммерсантъ» стал на короткое время престижной светской персоной с трагическим налетом. Во-вторых, медаль (здоровая такая) «Медиаменеджер десятилетия» – все-таки символ конца какой-никакой триумфальной журналистской карьеры. Не считать же таковым часовое интервью «Эху Москвы»? Ну вот, сходил – и ничего страшного: стакан двойного бурбона. А время – всего полдевятого. Зато в 21.00 был назначен ужин с президентом АФК «Система» Леней Меламедом. В модном новиковском клубе Tattler. Опять соблазн прогула: тут шансов нажраться было побольше. Причем дело не в приглашающей стороне: просто время чересчур урочное. Плюс стихийный протест от воздержания на «Медиаменеджере». А в Шереметьево выезжать по-прежнему в шесть утра. И вещи не упакованы.

Короче, пошел. Во-первых, западло не повидаться со старым товарищем перед месячным (у меня, разумеется) отпуском. Во-вторых, Леня – большой начальник. В-третьих, очень хотелось услышать от него, какое тонкое, умное, правдивое и бескомпромиссное интервью я дал «Эху Москвы» и как жаль, что такой человечище уходит из мировой журналистики. И – опять ничего страшного: три двойных бурбона. Ну четыре. С женой-дочкой помириться уже не успевалось, зато вещи собрать – сколько угодно. А то и поспать пару часов. Если бы…

Если бы не Митя Борисов. Он как раз отмечал день рождения в свежеоткрытом им же клубе «Март» на Петровке. Тут уж за прогул меня не осудил бы даже изобретатель бурбона. Причин много; назову одну, самую беспощадную: Митя Борисов – один из владельцев «Маяка». Короче, пошел.

После какого двойного бурбона это случилось, не так важно. И не бурбон вообще тому виной. Клуб «Март» ведь Митя Борисов открыл на поляне музея той разновидности современного искусства, что связана с образом его покровителя Юрия Лужкова. То есть с веранды клуба открывался темный вид на груду чего-то исполинского, мертвого, стремного. И вот я сидел на этой веранде в компании прогрессивной клубно-творческой молодежи с такими же темными и стремными видами на будущее. В смысле упаковки чемодана и успевания в Шереметьево.

…Я пишу эти исповедальные строки на веранде нашего palazzo. В двух шагах местный Черкизон, более известный туристам как Rialto. Место, однако, тихое, как может быть тихим дворик на Canal Grande, который мы делим с нашим любимым рестораном Campiello del Remer, где я, почти не отрываясь от этих записок и даже не надевая штанов, могу перехватить стаканчик-другой ледяного сприца. И не искушенный в моем творчестве читатель может наивно подумать, что все кончилось хорошо той страшной ночью.

Я не вспомню всех поименно. Тех, с кем делил стол той страшной ночью. Может, и не знал никого – мне это редко мешает в клубной атмосфере, ведь основняк творческой молодежи знает меня. И думает, что это ей на пользу.

Она, конечно, причисляла себя к основняку. Судя по тексту. Текста, впрочем, я тоже не помню, как и лица и имени. Но обращалась Она со мной по принципу «вась-вась» – наверное, не имея в виду нахамить. Типа так: «Вась, ну как же ты не сдохнешь столько пить?» Обычный интеллигентский треп. А я, надо сказать, не люблю, когда меня называют Васей. Другое дело, есть масса людей из числа т. н. старых друзей (типа жены), которые это прекрасно знают, но которым хоть рот зашей – ушами будут звать меня Васей. Я, когда это осознал, принял трусливое менеджерское решение: хрен с ними. А вообще меня с Васи ломает. Неоднократно заявлял публично. Даже дочку хотел Василисой назвать, чтобы Вася – хоть для нее – не звучало кличкой. Бабки запретили: кошачья, сказали, кличка – только через наш труп.

После десятого «васи» я решил позволить себе намек. Нет, я не назвал Ее мокрощелкой, как могли бы подумать поверхностно знающие меня люди. Я даже не скомандовал: «Встать, когда разговариваешь с медиаменеджером десятилетия!» Даже не напомнил про то, что начинал творческую деятельность, когда Она еще не числилась в творческих планах родителей.