Лев Токарев - Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

Поездка с группой 043 на Свирскую ГЭС. Работа на строительстве 3-го корпуса ЛЭТИ в 1952 году.

Как ни странно, приятно вспомнить работу на строительстве 3-го корпуса института. Может быть потому, что стройка освобождала от занятий. Закончив институт и распределившись в ЦНИИ им. Крылова, я целиком погрузился в исследовательскую работу. Меня бесконечно увлекало прямое, непосредственное соприкосновение с реальной природой. Мурашки по спине ползли от ощущения, что видимое на экране осциллографа не что-то выдуманное, а происходящее реально в частице вселенной, по каким-то неведомым причинам. Воспринимать сам факт абсолютной независимости происходящего от всех нас было просто захватывающе! Конечно, нас всех учили, что процессы в природе, да и в государстве, происходят по какимто определённым законам, что можно изменять законы, подчинять их каким-то требованиям человека. Сталин преобразовывал климат и сельское хозяйство лесополосами, идеей переброски русла рек, Лысенко сельскохозяйственными опытами демонстрировал возможность изменения растений, поднимал, будто бы, урожайность своими какимито искусственными методами.

Но я-то чувствовал, что это неестественно, это насилие над природой. Невообразимо огромная субстанция – природа существует сама по себе, и абсолютно глупо верить тому, что на неё можно хоть как-то влиять. В то же время познавать её, ощущать её присутствие, например, в качаниях стрелки амперметра и вольтметра, колебаниях дрожащей, скачущей линии луча осциллографа захватывающе интересно! Считать, что природа живёт по каким-то навязанным ей откуда-то законам – абсолютно глупо. Она, природа, есть – и всё тут. А уж как вы соберёте свои ощущения от проявлений природы и как сформируете комплексы этих ощущений в какие-то законы – это сугубо ваше дело. Самой природе это абсолютно безразлично. С того времени я на всю жизнь принял правило – любое познание, любые расчёты, любые выводы дифференциальных уравнений выполнять исключительно на основе проявлений природы, называемых законами физики. Всяческие выдумки и ухищрения помимо законов вызывают у меня неприятие, даже раздражение. Пока не было ни одного случая, когда бы этот метод мышления и созидания меня подвёл.

50 лет сохраняю в памяти те прекрасные времена, когда воспринимая всё с юношеской свежестью, с громадным сожалением поздними вечерами вынужден был отрываться от лаборатории и ехать домой (по прекраснейшей части Ленинграда, от Суворовского проспекта вблизи Смольного до Казанского собора). Ехать с мыслью, что утром снова встречусь, буду общаться с самой Природой.

Что касается рациональной стороны жизни, сейчас, по прошествии более полувека, много узнав о жизни и сравнив свои достижения с багажом других людей в своей сфере жизненных интересов, вижу, как много удалось сделать, как сильно влияет на результативность труда внутреннее воодушевление, горение, желание познавать мир. Поэтому всегда и везде, работая с людьми, я старался возбудить в них живой интерес к поставленным задачам, к работе вообще, как к источнику не только материальных благ, но и неизмеримо более важному фактору для любого человека – радости жизни.

В дальнейшем мне довелось работать с множеством людей и везде проводить идею воодушевления в работе.

Довелось много лет проработать с замечательным человеком, талантливейшим организатором науки Александром Алексеевичем Азовцевым. Он проникся ко мне таким доверием, столько давал поручений, столько мы с ним тысяч часов проговорили об институте, о судовой электротехнике, о политике, о жизни вообще. И с какой страстью, иногда с яростью добивался он перед Обкомом КПСС моего назначения на должность главного инженера, заместителя директора по научной работе Центрального института судовой электротехники и технологии, столько вложил я интеллектуальной, нервной и эмоциональной энергии и лет жизни в это предприятие, что с гордостью могу сказать – мы с ним создали институт.

Затем довелось мне пережить идиотские, злые нападки КПСС и её тупых, серых интеллектуально, злобных прихвостней на Азовцева и на меня. Потом руководить учебными кафедрами ЛЭТИ, потом работать на должности профессора и в ЛЭТИ и в Военно-морском инженерном институте, продолжать служить судовой электротехнике в ЦНИИ СЭТ.

И все эти годы, десятилетия были наполнены неуёмным желанием сделать жизнь красивее и умнее.

Думаю, вряд ли содержание этой книги интересно для современников, но как воспоминания о прошлом, не сомневаюсь, будут с любопытством восприняты историками следующего столетия. Не только ведь из войн и катаклизмов состоит история.

Сейчас вся политическая история Советского Союза окрашивается сплошной чёрной краской. В результате происходит глубокое искажение реальной, живой действительности.

Только что видел по телевизору выступление Николая Сванидзе, известного очернителя истории советского периода. Он называет весь период правления КПСС периодом несчастья России. Но спрашивается, кто устроил это несчастье? Почему огромные массы народа пошли воевать за советскую власть? Почему на демонстрациях 1 мая и 7 ноября народ выглядел весёлым, праздничным? Потому что принуждали смеяться? Считать так просто глупо, даже очень глупо.

В целом огромная масса людей была довольна тем, что Октябрьская революция смела власть богатеев, массы аристократов, чванящихся не своими заслугами, не способностями к какой – то полезной деятельности, а своей богоизбранностью, потомственным аристократизмом, каким то высшим правом пользоваться неизмеримо большими благами жизни, чем другие люди, обладающие не меньшими интеллектуальными способностями. Если не в Октябре 17-го, то в другое время накапливающееся возмущение этой несправедливостью всё равно прорвалось бы. Народ всегда и везде в мире жаждал равенства всех перед богом и людьми. И когда большевики объявили, что хотят сломать старый порядок, то буквально в считанные месяцы всем стало ясно, куда они призывают. Никаких народных школ по обучению новым порядкам не потребовалось. Каждый понимал, что общественный порядок, утверждающий право пользоваться благами не по уму или труду, а по неизвестно каким критериям, надо менять. Ещё раз повторяю, что революция всё равно состоялась бы.