Тимофей Сергейцев - Мировой кризис. Восток и запад в новом веке

Господство, даваемое научным знанием о социальной реальности, может принадлежать только тому, кто способен обладать таким знанием во всей деятельностной полноте его применения, а не только в виде теоретического шифра, да еще с заведомо введенными в этот шифр искажениями, защищающими содержание знания от «непосвященных».

То есть такое знание может принадлежать только тому, кто это знание может сам открыть, освоить и использовать. Речь не идет, разумеется, о социологии как дисциплине. Ее появление уже есть рефлексия, фиксация и оформление самого факта существования и функционирования такого научного по происхождению социального знания в социуме. Такая способность – деятельностная и историческая – не принадлежит исключительно олигархиям от флорентийской до англосаксонской. Но эти олигархии сделают все, чтобы ограничить доступ к действительности такого знания, применяемые ими меры будут носить (и носят) системный характер.

В СССР была построена социотехническая позиция научного типа, освобожденная от частного олигархического носителя. Капитал, разумеется, никуда не делся, но он был полностью огосударствлен (в чем СССР упрекали троцкисты – см. например, Т. Клифф «Госкапитализм в России»). Однако вместе с научно обоснованной позицией социотехники сверхвласть СССР получила и родовую травму социотехники, основанной на науке, – светскую веру человекобожия, неустранимые семена кризиса революционного мышления, всегда опровергающего не столько сам социальный порядок, сколько его религиозную охрану.

Откуда эта потребность в вере, если наука «все может»? Почему Робеспьер успел прийти к пониманию необходимости Верховного Существа и его культа в историческое мгновение между тем, когда казнил он и когда казнили уже его?

За первую половину XIX века этот культ уже соорудили, а к концу XX века он приобрел развитую форму двух сиамских близнецов – коммунизма и неолиберального демократизма, дерущихся за общую часть своего единого организма. Сугубая частичность, относительность и принципиальная опровергаемость научного знания стала общим местом в методологии и философии науки последней четверти XX века.

Этот вывод сделан и на Западе, и у нас – исторически синхронно и независимо друг от друга. В конечном счете философия науки вынуждена вернуться к вопросу об ученом незнании, знании о незнании, поставленном основателем научного мышления Николаем Кузанским.

Для социальной практики сверхвласти, опирающейся на науку, это решающая дело улика. Все в социальной реальности, что «не укладывается» в объект, а значит, неизбежно «лезет в субъект» в соответствии с научным методом, должно быть устранено. Такова норма базовой научной практики – эксперимента. Ученый удаляет те элементы реальности, которые мешают реализовать его неуниверсальный, единичный объект в поле его господства «над природой», которая тем самым тоже должна стать неуниверсальной, единичной. В социальной реальности это означает массовые жертвы вследствие войн, революций, репрессий, геноцидов, лишения доступа к жизнеобеспечению, хаоса и разнообразного нестроения, разрушения защитных механизмов этики и морали. Оправдать такую социальную практику может только религия без Бога, где место Бога занято человеком, и потому: человек человеку – Бог. Один уничтожает, другой уничтожаем, все согласны, хотя уничтожаемые недовольны. Но согласны. Ведь они тоже имеют теоретический шанс занять место Бога.

Неважно, кто разобщается конкретно, – враждебный класс и социальный элемент, расово неполноценные или просто многочисленные «неудачники» неолиберального экономического порядка, которых должны съесть наркотики, алкоголь, болезни (а медицина, будучи платной, дорога и недоступна), снижение воспроизводственного демографического потенциала за счет ликвидации биологических полов или просто голод в странах победнее.

Поскольку сверхвласть чистого научного разума как такового в виде СССР устранена, а социотехническая позиция вернулась в частные руки олигархии, может показаться, что теперь это будет сверхвласть «с человеческим лицом» олигарха, что всячески пытается доказать неолиберальная идеология и ее пропаганда. Но не стоит забывать, что сам-то научный элемент из этой позиции не устраним как основа, и без него ничего функционировать не будет в принципе. «Человечность» олигархов мы здесь обсуждать не станем.

Рубеж Сократа – Платона в европейской мысли создал своего рода развилку. Мышление было разделено на мышление о человеке и социальном, и мышление о природе, которые начали развиваться каждое своим особым путем. Универсальное мышление досократиков оказалось расщеплено. Ввиду бедности источников и кажущейся «простоты» досократических «концептов» современная мысль почти не обращает внимания на этот период, относясь к нему как к интеллектуальному «Парку Юрского периода». М. Хайдеггер выдвинул тезис, что без реконструкции содержания досократического мышления, его оснований у нас не будет ключа к разрешению кризиса, мы просто не поймем его.

Атомизм как проекция на весь мир наблюдаемой неделимости людей и животных – не единственный вариант атомизма. Этот атомизм лежит в основании натурального числового ряда, и его можно назвать натуральным. В его рамки вписывается не только теория элементарных частиц, но и квантование энергии.

Другая версия атомизма заключается в том, что реальность надо понимать как структуру, аналогичную знаковой. Например, слово ясным и понятным образом неделимо, хотя его можно разделить на буквы, словами они уже не будут. Буквы же неделимы. Если реальность есть текст, то ясно, почему в начале было Слово и почему словом мы можем понять (открыть) реальность. Именно в этой версии атомизма развивалась химия.

Логика же, которую такие аналитики кризиса европейского мышления, как Х. Зигварт, начали обсуждать в контексте психологического обоснования вообще, скорее всего, произошла из практики правового рассуждения, где формальная однозначность результата логического вывода социально необходима.

Человеческое мышление имеет право на существование именно как человеческое и в качестве такового эффективно во всем спектре задач, решаемых человеком, неважно, социальные это «науки» или естественные.

Наука развивалась как наука о «природе», вычленив из реальности и тем самым создав саму эту «природу» как «объект». Мысль о человеке развивалась, напротив, как то, что присуще самому человеку, руководит его существованием и меняет его. Различение субъекта и объекта к действительности человека и человеческого не применимо. Вещь не есть для человека объект. Ибо вещь существует благодаря человеку и поддерживается его существованием. А вот бытие человека как человека, в отличие от вещей, существование которых обеспечивает человек, обеспечивается только Богом. Вне этого фундаментального принципа нет никакой европейской цивилизации, нет всего, чего она достигла.