Петр Вяземский - О двух статьях напечатанных в Вестнике Европы

воспоследует, что будет всяк уметь разбирать высокие слова от подлых и употреблять их в приличных местах по достоинству предлагаемой материи, наблюдая равность слов. Карамзин решительно говорит, что в чтении церковных книг и светских можно собрать материальное или словесное богатство языка. Не ясно ли из сего следует, что и он почитает церковные книги частию того сокровища, из коего должен почерпать Русский писатель. Если он предлагает ему еще и другие средства в обогащению, о коих не упоминает Ломоносов (но коих между тем нигде и не отвергает): то единственно потому, что цель одного и другого была совершенно различна в составлении рассуждений, из коих заимствованы приведенные слова. Ломоносов писал о пользе книг церковных, и должен был ограничиться предметом им избранным. Карамзин, предлагая более нравственное нежели дидактическое рассуждение о том, что нужно автору, должен был неминуемо распространить свои мысли и не мог, следуя благоразумию, довольствоваться советом только читать церковные книги. Далее он говорит, что «кандидат авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разговоры, чтобы совершеннее узнать язык». Выражение: «закрыть книги» не может, по совести, быть никем принято даже и в буквальном смысле за совет вовсе не читать их, ибо тут же сказано, что в книгах он найдет словесное богатство языка, следственно такое, без коего автор обойтись не может. Узнать язык совершеннее – значит познакомиться с ним короче, узнать его полнее, подробнее, и без сомнения Ломоносов не советовал никогда знать язык только отчасти и с одной стороны. Г-н М. И. видно и сам в своем возражении на ответ спохватился, чувствуя истинное значение слова совершеннее: он, вместо того, заставляет Карамзина сказать, чтобы лучше знать язык. Жаль что такие уловки не всегда удаются! Г. критику недостаточно было перетолковывать превратным образом мысли Карамзина и, для вернейшего искажения, придавать ему свои слова; он хотел еще сделать его ответчиком за мнения покойного Макарова [3] Макаров – издатель журнала «Московский Меркурий» в Москве, в начале столетия. . Макаров был без сомнения писатель образованный и журналист остроумный; но совсем тем между им и Карамзиным нет никакой круговой поруки. Критик неосновательно говорит, что «Маваров пояснил еще более мысль своего наставника». Карамзин не более был наставником Маварова, как и всех прочих Русских писателей, за исключением весьма малого числа упорных приверженцов к старине, ни более наставником Макарова, как и Каченовского: различие состоит в искусстве писать, а не в языке, употребленном ими. Роман Тереза и Фальдони, напечатанный с эпиграфом из Карамзина и с предисловием от переводившего, заключающим в себе похвалы Русскому путешественнику, явно писан тем языком, который ныне вздумали называть новейшим, и если в рассуждении о старом и новом слоге не встречаем в примерах чепухи (по выражению автора) выписок из упомянутого романа, то вероятно только по той причине, что рассуждение напечатано в 1803 году, а перевод г. Каченовского в 1804. Сие последнее обстоятельство доказывает между прочим, что убеждение сочинителя рассуждения возвратиться в языку Ломоносова не весьма было убедительно над ревностным приверженцем новой школы [4]. Равно несчастлив и неоснователен г-н М. И., когда старается, вопреки очевидности, опровергнуть справедливое мнение г-на Греча, что «язык наш, пользуясь в поэзии и высоком красноречии свободою древних, может в дидактической прозе следовать словосочинению Французскому и Английскому». Кто только читал со вниманием творения наших лучших писателей, тот убежден в этой, по мнению нашему, очевидной истине. Конечно, есть и у нас, как заключает справедливо г. Давыдов в умном рассуждении своем О порядке слов, некоторое необходимое соблюдение правил в свободном словосочинении нашем. Но нет сомнения, что искусному переводчику можно в переводе древнего писателя следовать довольно верно его смелым оборотам, а в переводе, например, Английского строго придерживаться буквально философского порядка Английской прозы, как показывает нам тому пример г. Давыдов в упоминаемом Опыте. Вижу ясно как известный знакомец любовался сближением имен Тредьяковского и Карамзина.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Название одной Русской комедии.

Если бы сей критик довольствовался одним ученым и дельным разбором, то мог бы он, конечно, из скромности остаться в неизвествости; но в статьях своих явно задевает он и нравственные свойства автора критикуемой книги, упрекая ею в недостатке хладнокровия, шутя над известною его скромностию, и потому непременно должен он или назвать себя, или решиться за неимением другого имени понесть то, которое обыкновенно приписывается сочинителям безымянной брани.

Макаров – издатель журнала «Московский Меркурий» в Москве, в начале столетия.

В предисловии своем г-н переводчик говорить: «Смело можно сказать, что Тереза после новой Елоизы, после Вертера займет первое место в библиотеке и сердце чувствительного читателя». И подлинно смело! Признаюсь, жалок будет тот читатель, который, не смотря на свою чувствительность, не почувствует различия между красноречивыми и глубокомысленными творениями поучительных живописцев страстей человеческих и дюжинным романом почти неизвестного Леонара. В самом переводе найдете вы много выражений, напоминающих нам слог утех меланхолии и подобных тому книг, подвергнувшихся строгим приговорам сочинителя рассуждения о старом и новом слоге. Послушайте! «Моя система не испортит прежней моей морали, эта несравненная девица симпатически влила в нас чувство своего энтузиазма – сердце и голова ее начинали горячиться – невинное блеяние – руки мои машинально поднялись к небу – часы наши былиб унизаны бисером счастия – я свел знакомство с собакою» и проч. и проч. – Правда, что тут для одного разнообразия найдете выражения, отличающиеся и другими красками; на пример: любовник скрывается в пустыню как «лев рыкая – девки, обладающие нежным сердцем, цепляются на шею первому удальцу – пока ты из своего сердца не выкинешь нахала» и проч. – Слова: будущность, бесчинно, симпатия, интересан, дщерь, токмо (которые, по выражению Французскому, воют от того, что вместе) выкупают приятною пестротою своею скучное однообразие самого содержания. – Присоединясь к обвинителям г. Греча, позволю и я себе упрекнуть его, что он, по непростительной оплошности, забыл упомянуть в своей книге о переводе, заслуживающем иметь почетное место в кабинете испытателей Русской словесности. Не от этого ли забвения и зажглись перуны, стремящиеся на него из Вестника Европы? Достойное наказание преступной забывчивости.