С. Гальперин - Алексей Лосев и разгадка двадцатого века

Вот и получается, что вместо предсказанного Эрном мучительного прохода «сквозь строй всего рационалистического воинства» Лосеву суждено было дать решительное сражение этому сáмому «воинству», к тому же на его собственной территории. Он не только выиграл сражение, но и увлёк весь строй за собой, заставив служить себе. В итоге открылась замечательная стартовая площадка для беспрецедентного взлёта разума, надёжно ограждённая сигнальными огнями и заботливо расчищенная. Полностью преодолёнными оказались противоречия одного и многого , тождества и различия , покоя и движения , логического и алогического .

Всё готово к взлёту!

Адресуясь в своём раннем очерке к зарубежной аудитории, Лосев решительно заявляет: «Тот, кто ценит в философии прежде всего систему, логическую отделанность, ясность диалектики, одним словом, научность, может без мучительных раздумий оставить русскую философию без внимания». Такая, знаете ли, с современных позиций, настоящая антиреклама. Действительно, кому нужна философия, лишённая собственных основ?

Следует, однако, иметь в виду, что упомянутая Лосевым «научность» имеет вполне определённые исторические корни, которые никак не совпадают с корнями, питающими русскую философию, – они обнаруживаются в любомудрии Восточных Отцов IV – VIII вв. Нетрудно убедиться, что его исходной точкой является Откровение Св. Троицы (Отца, Сына и Св. Духа), стало быть, неисповедимая тайна для человеческого разума. Мир явлен ему как тайна Божественной Премудрости – Сына Божия, Бога Слова, чрез Которого всё нáчало быть, обрело изначальный смысл и порядок. Всё в мире – символ Слова (Логоса) . И познание мира есть раскрытие вселенского символизма , восприятие Божественной воли и мысли, вписанной в мире. Такому познанию должен соответствовать никак не совместимый с тотальным рационализмом символический образ мышления . Вы, кстати, можете убедиться, что сами склонны именно к такому типу мышления, если вам кажется, чудится, наконец, верится, что во внешнем облике вещи (тела) всегда выражена (проявлена) её внутренняя тайна (душа).

Но это далеко не всё. Вопрос в том, достаточно ли для вас ощущения (осознания) этой тайны, или же вы обязательно захотите её разгадать, что называется, до сáмого основания (именно на последнее ориентирует вас опыт научного познания). Наука, действительно, широко использует термин «символ», вовсе не приписывая ему какой-то принципиально не познаваемой тайны: это знак вещи, её условное обозначение, наконец, её шифр, но, опять-таки, придуманный самим человеком. А тут дело в другом: мы часто упоминаем о душе и теле (и не только по отношению к живому существу), когда хотим сопоставить тайну внутреннего с явленностью внешнего . При этом мы вовсе не даём определения ни тому, ни другому. И правильно делаем! О-пределения , то есть установления предела смысла всякой вещи, как только она названа, требует лишь наш рассудок. Ведь только благодаря его участию со всём принадлежащим ему богатейшим арсеналом, в том числе, логичностью, системностью, можно рас-суждать как о самóй этой вещи, так и о её связях и отношениях с другими вещами, то есть, что называется, «реально смотреть на вещи». Вот это и есть рационализм. И, конечно же, вам его совершенно недостаточно, если вы, целиком доверяясь очам ума , убеждаетесь в том, что невидимое внутреннее всегда выражено во внешнем , демонстрируя тем самым изначальный порядок вещей. Такой, вот, если хотите, тест на обладание символическим образом мышления.

Но ведь именно о нём заявлял Лосев в своей итоговой формуле – помните? После этого вам то и дело намекали, что её развёртывание приводит к стройному учению о выразительно-смысловой символической реальности. И вот пришла пора последовательно изложить его основы, чтобы оно, наконец, смогло стать принадлежностью общественного разума.

Сам Лосев, как мы уже с вами выяснили, не только прекрасно усвоил, но и творчески развил традиционный подход западноевропейской философии. Это дало ему возможность использовать по мере надобности ту самую научность , которой вроде бы недоставало к началу ХХ века самобытной русской философии. Однако само изложение своего учения, оформление которого так и осталось незаконченным, он начинает как раз с лишённых жёстких ограничений рационализма пространных и образных суждений, завершая их, впрочем, весьма строгими умозаключениями. Анализ последних даёт возможность выделить некое ядро , заключающее в себе начальные посылки и главные принципы.

Именно поэтому появилась возможность попытаться представить это ядро в виде кратких тезисов (форма, к которой неоднократно прибегал сам Лосев). Текст каждого тезиса целиком подобран из лосевских работ (прежде всего упоминаемой выше работы «Сáмое самó»):

Тезис I . Всякая вещь есть именно она сама – некая не сводимая ни на что другое абсолютная индивидуальность, лишённая всяких признаков и предикатов, – сáмое самó, которое непознаваемо и дологично. Сáмое самó не может быть ни одним, ни другим, ни вообще чем-нибудь, – оно есть тайна, которая никогда не сможет быть раскрыта, но может являться, то есть быть ощутима, представима, мыслима и сообщима, притом сообщима как тайна же.

Самое первое, что утверждает мысль – бытие, или, что то же, полагание, утверждение; без него не существует ничего прочего. Совершенно невозможно сказать, почему, из каких причин, на каком основании и как именно появляется этот первый удар молнии смысла. Тайна первого полагания мысли, то есть тайна её первого зачатия, сопровождает мысль на протяжении всего её существования, ибо она не может вечно не зачинаться и не может вечно не возникать или не расти. Она – абсолютная необъяснимость знания и бытия. Чтобы был ум, требуется тайна его первого зачатия, и тайна эта уже не есть тайна только ума, но тайна сáмого самогó и тайна его эманирования. Она абсолютно неразрешима, но в то же время абсолютно необходима. Она являет себя как тайну, и она ощутима как тайна, без всяких надежд на разрешение, но зато со всяческой надеждой на оплодотворение ею любых проявлений разума и смысла вообще.

Тезис II . Бытие есть полагание, утверждение, то есть первое расчленение, противоположение, координация. Как только возникает категория бытия, сáмое самó превращается в живое и неиссякаемое лоно бесчисленных смысловых возможностей, настойчиво требующих своего участия в бытии. В то же мгновение появляется и целая неисчислимая бездна ещё нерасчленённых возможностей, и наше бытие оказывается окружённым этой непроглядной ночью и животворным хаосом бесчисленных смысловых оформлений. Если есть бытие, то есть и небытие: отсутствие расчленения и различения, неразличимый хаос смысловых и бытийственных возможностей. Небытие не просто отсутствие бытия (тогда не о чём было бы и разговаривать), но это есть прямое присутствие бытия – только в его чистой возможности. Стало быть, небытие как факт имеет смысл бытия, но такое бытие само имеет смысл небытия.