Татьяна Масс - Рассказы русской француженки. Проза и публицистика

Она медленно пошла к стоянке. От раскалённого асфальта тянуло жаром, а её ноги просились прямо в стакан мартини со льдом: шпильки в жару ― это мука. Силой воли Даниела прекратила поток жалоб от своих припухших нижних конечностей, резонно, с нажимом спросив себя: «А как же иначе?»

Сев в машину, она скривила рот самой себе в зеркало ― «А я ведь была уверена…» Перебирая в памяти все знаки, пророчившие перспективное ухаживание, она резко взяла с места, взвизгнув покрышками.

Странный, незнакомый сигнал мобильника вдруг раздался в салоне.

Даниeла, резко тормознув на красный, не понимая ещё, в чем дело, взяла с сиденья телефон и ответила жёстко:

– Да!

– Мадам, ― вкрадчивый голос с акцентом прошептал ей в ухо те слова, которые она и ждала от него, ― не хотели бы вы продолжить наш вечер?

– Давайте продолжим его завтра, сегодня я уже подъезжаю к моему дому.

– Завтра я уезжаю из Парижа.

– Встретимся, когда приедете в следующий раз, ― не сдавалась Даниела.

Мужчина засмеялся и прекратил разговор.

– Ни фига себе ― даже телефон подсунули в салон! ― громко расхохоталась она.

У освещённого подъезда стояли два пикапа. Два громадных телохранителя, которых она сразу же узнала, прохаживались возле входной двери.

Даниела, тормознув, опустила стекло.

– Вы ко мне?

– Да, мадам, ― с сильным восточным акцентом ответил один.

Второй, не понимая о чём речь, со значением наблюдал за этими переговорами.

– Вы ― собирать вещь и ехать с нами!

– Никуда я с вами не поеду, мы ни о чём ещё не договорились!

– Ехать! ― первый сделал знак второму, и тот фыркнул ей в лицо из баллончика.

* * *

И зачем нужно было это делать? Я бы и так приехала, ― сказала Даниела ему за завтраком на корабле, прикладывая руку ко лбу. ― У меня теперь вот голова болит!

– Это не от этого, ― улыбнулся он ей неотразимо, показав сквозь чувственные губы и прекрасные зубы («Ах, какой мужчина!»). ― Ты слишком много выпила аперитива вчера вечером в клубе.

И, беря её руку в свою, удивился:

– Какая у тебя крупная рука, почти как у мужчин.

Даниела отмахнулась:

– А рост у мужчин почти как у меня.

– Ты действительно высокая, крупная женщина. Как верблюдица ― чуть угловатая и чувственная.

Море плескалось в борт, свежий ветер приносил с собой обещание всевозможных радостей бытия, она задумалась ― что это за уверенность в праве определять поступки другого человека? Для неё было очевидно, что этот месье ― баловень судьбы, из тех, кого называют сильными мира сего, но для такой свободы обращения одного богатства не достаточно ― она встречалась в своей жизни с богачами из разных стран ― и почти всегда те чуть заметно старались преувеличить свой светский опыт перед ухищрённой и эффектной парижанкой.

– Ты ― арабский шейх? ― после долгой паузы спросила она.

Он, задумавшись, смотрел на море.

Ты ― арабский шейх…

Да она же знала это, ещё когда он только вошёл в «Папийон де ля нуи» в сопровождении телохранителей ― вошёл, как будто оказывая честь клубу и людишкам, крутившимся там от скуки; она тотчас унюхала его ауру уверенности, богатства и власти над простыми смертными, данной ему от рождения. Она сразу же сказала себе: «ЭТО ― ШЕЙХ!»

Он молчал.

Она решила покапризничать перед шейхом ― это поднимало её самооценку.

Надув губы, она шлёпнула его по руке:

– Ну и куда ты меня везёшь на этом корыте?

– Ну, а зачем тебе знать, куда мы едем?

– Ни фига себе! Я ж не швабра для мытья туалетов ― мне нужно знать, куда и зачем ты меня похитил!

– Ну, а если ты узнаешь, что тебя похитили для гарема?

– Какого ещё гарема?! ― некрасиво взвизгнула Даниела. ― Я же ненавижу баб, завистливых и глупых! У меня начинается клаустрофобия в их обществе! А в гареме они сидят, помыв голову, расчёсываются и считают, сколько раз переспал с ними их владыка. На хрен мне это надо! Я не поеду в гарем, я хочу домой, в Париж, поворачивай обратно!

Он любовался на её якобы искреннее возмущение и хохотал.

– Я же не собираюсь жениться на тебе ― парижской проститутке ― что ты подумала! ― В конце концов ему надоели её прокуренные вопли. ― Поживёшь в моём гареме, сколько я захочу ― потом отправляйся домой.

– Сколько ты мне заплатишь?

– Посмотрим.

Даниела задумалась: такого с ней ещё не случалось, сколько можно с него стрясти?

– Я вообще-то беру за ночь пятьсот, ― преувеличила проститутка.

– О'кей! ― ему уже надоело с ней говорить о делах.

Но ей мало было просто «о`кей».

– Может, заключим контракт?

– Замолчи, не порти завтрак своей жадностью.

– Нет, мне нужен контракт, ― настаивала Даниела, и её руки от волнения вспотели.

Он сделал знак рукой, и к ним тут же приблизился телохранитель.

– Если ты ещё заикнёшься о деньгах, он отвезёт тебя домой, в твой любимый Париж.

– На чём? – удивилась Даниела.

– На катере, а потом на самолёте, ма шери.

Она, замолчав, начала ковырять креветки.

В конце молчаливого завтрака она лишь заикнулась недовольно:

– Вся моя одежда и обувь остались дома…

– Напиши свои размеры, мои люди купят тебе всё необходимое.

Но на это Даниела согласиться не могла:

– Я куплю всё сама! И притом самого лучшего качества! Раз я еду в гарем!

* * *

У неё были причины настоять на своём ― только она сама должна была выбирать, примерять, решать, подходит ли ей тот или иной топ, юбка или туфли ― дело не в капризах: Даниела была вовсе не капризной, и вовсе уж не такой избалованной, как она изображала себя перед Шейхом ― парижанки довольно прагматичны и сдержанны наедине с зеркалом в примерочной. Дело было в том, что её тело имело множество удивительных характеристик, на которые и обратил внимание шейх, взяв её за руку. Её локти, запястья, колени, щиколотки были очень крупными, мужскими, и ей приходилось серьёзно относиться к своему внешнему имиджу, тщательно выбирая себе одежду и особенно обувь, размер её ноги был редким даже для мужчины ― сорок пятый. Чтобы не казаться неуклюжей, чтобы производить впечатление женственной и слабоватой, Даниеле приходилось покупать обувь на высоченных шпильках, отказаться от мини, наклеивать ресницы, носить лёгкие шарфы, много бижутерии, отвлекающей внимание от её костистых суставов. Она предпочитала казаться вульгарной, но не мужественной, глуповатой, но не рациональной. Такой, по мнению Даниелы, должна быть настоящая женщина.

И так сильно было её желание стать настоящей женщиной, что многих представителей сильного пола привлекала её внутренняя убеждённость в том, что она-то знает, что такое ―женственность. И хотя внешне тридцатичетырёхлетняя Даниела уступала своим более свежим коллегам по ночному клубу ― в основном девочкам из восточной Европы ― студенткам и проституткам, искавшими клиентов в «Папийон де ля нуи» , всё-таки без работы она не сидела никогда. Она была парижанкой, француженкой, ради интимного знакомства с ней мужчины-иностранцы закрывали глаза на формы простушек из своих стран. С Даниелой можно было общаться без переводчика ― для иностранцев у неё был целый словарь междометий, восклицаний, общепонятных слов, которые вместе с её интонациями составляли основу её личного эсперанто.