Коллектив авторов - Исторический сборник «Память». Исследования и материалы

Хочется верить, что Вы, тов[арищ] Солженицын, с такой наблюдательностью, с такой художественной зрелостью вошедший в советскую литературу, расширивший тематические рамки советской литературы, не отложите перо, а продолжите успешно начатую литературную работу. Хочется верить, что повесть «Один день Ивана Денисовича» – только начало большой творческой работы.

Этого просят, этого желают бывшие друзья Ивана Денисовича. А надо сказать, что многие из них стоят того, чтобы про них написали. ‹…›

Вы, тов[арищ] Солженицын, уже положили начало. Вы показали себя наблюдательным художником, умеющим владеть словом, поэтому друзья Ивана Денисовича были бы благодарны Вам, если бы Вы и дальше продолжали работу и еще глубже и всесторонней отразили жизнь бывших «зэков», еще шире показали черты их характера [88] Тюрина Г.А . «Дорогой Иван Денисович!.. Письма читателей 1962 – 1964. М.: Русский путь, 2012. С. 201, 205. .

Эти надежды читателей оправдались с появлением на свет «Архипелага ГУЛАГ». Солженицын начал писать его уже в 1958 году, однако произведение такого масштаба казалось непосильным:

Эту книгу писать бы не мне одному, а раздать бы главы знающим людям на редакционном совете, друг другу помогая, выправить всю.

Но время тому не пришло. ‹…›

Уж я начинал эту книгу, я и бросал ее. Никак я не мог понять: нужно или нет, чтоб я один такую написал? И насколько я это выдюжу? Но когда вдобавок к уже собранному скрестились на мне еще многие арестантские письма со всей страны, – понял я, что раз дано это все мне, значит, я и должен [89] Солженицын А.И . Архипелаг ГУЛАГ. 1918 – 1956. Т. 3. С. 498. .

Солженицын не был историком и не претендовал на такую роль: «Я не дерзну писать историю Архипелага: мне не довелось читать документы» [90] Там же. Т. 1. С. 8. . Однако автор имел ценный для художника пера личный опыт описанного им мира, и, «почти полюбив» его, он надеялся суметь донести до читателей суть этого чудовищного исторического явления [91] Там же. .

Будучи писателем, Солженицын не чувствовал себя связанным историческими научными стандартами. Он определил жанр своего произведения как «опыт художественного исследования». «Это такое использование фактического (не преображенного) жизненного материала, чтобы из отдельных фактов, фрагментов, соединенных, однако, возможностями художника, – общая мысль выступала бы с полной доказательностью, никак не слабей, чем в исследовании научном» [92] Элизабет Маркштайн цитирует интервью А. Солженицына 1977 года с Н.А. Струве. Маркштайн Э . О повествовательной структуре «Архипелага ГУЛАГ» // Филологические записки. Воронеж, 1993. Вып. 1. С. 91. . В одном ряду с историческими главами, написанными на основе документов и вторичных источников, стояли и главы в жанре «устной истории», иногда даже с антропологическим подходом, а также автобиографические сегменты.

В отличие от Медведева Солженицын не ограничивался сухим научным стилем, а, наоборот, обильно пользовался иронией и всеми доступными риторическими приемами, чтобы донести свою мысль до читателя с максимальной эффективностью. Объективность, беспристрастность и аполитичность не были первостепенными заботами писателя, так же как и многих других диссидентов. «Объективное отношение к палачу – тоже факт нравственной патологии», – писали Якир, Габай и Ким в 1968 году [93] Габай И.Я., Ким Ю.Ч., Якир П.И . Открытое письмо «К деятелям науки, культуры и искусства». . Официальная история не была ни объективной, ни аполитичной, следовательно, альтернативные контристории чаще всего следовали по той же схеме, только в обратном направлении.

Евгения Иванова [94] Иванова Е. Предание и факт в судьбе «Архипелага ГУЛАГ» // Между двумя юбилеями (1998 – 2003). Писатели, критики, литературоведы о творчестве А.И. Солженицына / Сост. Н.А. Струве, В.А. Москвин. М.: Русский путь, 2005. С. 449 – 457. объяснила уникальный жанр «Архипелага ГУЛАГ» особенными обстоятельствами его появления. Согласно ее концепции, история обычно складывалась в ходе нескольких исторически разграниченных этапов. Сначала она существовала в виде преданий, закрепленных в летописях; потом историки, критически изучив и сопоставив разные источники, писали научные труды; и, наконец, писатели и публицисты доносили эту историю в упрощенном виде до широкой публики, иногда используя ее в своих собственных целях.

Но в силу исторических обстоятельств Солженицын все эти роли применительно к истории ГУЛАГа исполнил один. ‹…› Время и исключительная историческая миссия этой книги позволили соединиться воедино жанрам, которые обычно существуют в культуре порознь, и соединиться в новом для литературы жанре, который мы бы назвали историческим свидетельством, обвинительной речью на суде истории и публицистическим обращением urbi et orbi от лица безмолвно сошедших в могилу жертв. И хотя отдельные смысловые части этого повествования имеют разную жанровую природу, все вместе они доносят единую правду – правду свидетельства [95] Там же. С. 451 – 452. .

Однако донести эту правду широкой советской публике в то время было невозможно. Брежневское руководство видело в Солженицыне прежде всего символ хрущевской десталинизации, и отделить свою литературную судьбу в Советском Союзе от отвергнутой идеологической линии писателю оказалось не под силу, даже несмотря на молниеносно приобретенную популярность. Все усилия Твардовского, пытавшегося опубликовать «Раковый корпус» и «В круге первом», пропали даром, и постепенно автор этих романов лишился всякого доступа к печати. Да и сам «Новый мир» все чаще подвергался критике на высоком уровне. В сентябре 1965 года, спустя несколько дней после ареста Андрея Синявского КГБ «арестовал» четыре экземпляра рукописи романа «В круге первом», оставленных Солженицыным на квартире у знакомых на хранение. Понимая безысходность своего положения, писатель решил обойти цензуру, распространив свои неопубликованные произведения через самиздат и тамиздат. Уже в 1964 году, после свержения Хрущева, он переправил за железный занавес по секретным каналам микрофильм «Круга…», а организовать распространение «Ракового корпуса» в СССР решил сам (затем он публично опротестовал неавторизованную публикацию последнего на Западе).

В 1967 году, когда в Политбюро уже обсуждался вопрос об исключении Солженицына из Союза советских писателей (ССП) [96] Сараскина Л.И . Александр Солженицын. М.: Молодая Гвардия, 2008. С. 581. , он нанес небывалый символический удар по цензуре, написав открытое «Письмо IV Всесоюзному съезду Союза советских писателей». В нем Солженицын «просил делегатов обсудить произвол литературно неграмотных людей над писателями ‹…› требовал – упразднить цензуру над художественными произведениями. Обвинял Союз Писателей, что он защищает своих членов ‹…› а часто выступает первым среди гонителей» [97] Иванова Е. Предание и факт в судьбе «Архипелага ГУЛАГ». С. 583 – 584. . Также автор письма обратил внимание съезда на те «запреты и преследования», которым подвергался сам. Подготовив 250 копий письма, Солженицын разослал его « подлинным писателям» среди делегатов, и около сотни адресатов потребовали – правда, безуспешно – обсудить письмо на съезде [98] Там же. С. 584 – 586. .