Аркадий Островский - Говорит и показывает Россия

Через пару лет после того, как Егор пришел в “Московские новости”, газета стала самой востребованной в СССР. Тираж ее при этом по-прежнему строго регламентировался цензурой, а не спросом. Газета выходила раз в неделю, и каждую среду, начиная с пяти часов утра, у киосков Союзпечати выстраивались длинные очереди. К девяти утра все экземпляры уже расходились. Те, кому удалось приобрести свежий выпуск, прочитав, передавали его друзьям. Те же, кому не повезло, читали газету на застекленных стендах у Пушкинской площади в центре Москвы. Со временем это место стало центром политических дебатов, наподобие лондонского Гайд-парка. “Московские новости” нужны были людям не для того, чтобы в прямом смысле слова узнавать новости, а для того, чтобы понимать, куда движется страна.

Листая сейчас толстые подшивки старых выпусков “Московских новостей”, сложно понять, из-за чего было столько шума тридцать лет назад. Почему кому-то было не лень подниматься ни свет ни заря, чтобы холодным декабрьским утром стоять в очереди за газетой, которая не сообщала почти никаких новостей, зато писала, например, об Анне Ахматовой? Но в ту пору каждый выпуск “Московских новостей” становился политическим событием. Ничего нового в том, о чем писала газета, не было – об этом давно уже говорили и спорили на московских кухнях. Главной новостью было само существование газеты, печатавшей статьи на животрепещущие темы, да еще под собственными именами авторов, и миллионные тиражи журналов, в которых можно было прочитать то, что до недавнего времени ограничивалось самиздатом.

По Москве тогда ходил такой анекдот:

Один приятель звонит другому:

– Читал последний номер “Московских новостей”?

– Нет, а что там?

– Ну, это не телефонный разговор.

В это же время перестали глушить иностранные радиостанции. Александр Яковлев был убежден, что аудиторию нужно завоевывать не запретами, а новыми современными проектами, способными конкурировать с Би-би-си и “Голосом Америки”. Одним из первых таких проектов стала телепрограмма “Взгляд”, которая выходила в эфир в пятницу вечером и по времени совпадала с популярной передачей Севы Новгородцева “Программа поп-музыки из Лондона”, звучавшей в коротковолновом диапазоне Русской службы Би-би-си.

Чтобы привлечь молодежную аудиторию, ведущие “Взгляда” должны были одеваться и говорить так же, как зрители, которых они надеялись завоевать. От них требовались легкий цинизм, осведомленность и способность разбираться в западной поп-культуре. Вместе с тем они должны были вызывать доверие. В советской телерадиовещательной империи существовал только один возможный источник подобных кадров: радиослужба иновещания, которая на десятках языков транслировала всему миру советскую пропаганду. Именно сюда стекались выпускники престижных вузов, говорившие на иностранных языках, но мало верившие в то, что они, собственно, вещали. Как и “Московские новости”, служба иновещания была тесно связана с КГБ. Брали сюда, по большей части, детей из семей привилегированной советской элиты.

Одним из главных ведущих “Взгляда” был Александр Любимов, сын легендарного агента КГБ в Великобритании, выдворенного оттуда в 1960-е годы. Любимов-младший родился в Лондоне, принадлежал к советской “золотой молодежи” и учился в Московском институте международных отношений – престижном питомнике будущих дипломатов и сотрудников разведки.

В отличие от советских диссидентов, которые слушали “вражеские голоса” тайком у себя дома, рискуя, что на них кто-нибудь донесет, люди вроде Любимова делали то же самое открыто, “по долгу службы”. Они желали западной жизни и понимали ее лучше, чем люди, работавшие на советском телевидении. У них был доступ к западным СМИ, они знали иностранные языки и читали иностранные газеты. Профессионально занимаясь советской контрпропагандой, они обязаны были знать, кому и в чем противостоят в идейном споре. Им полагалось дезинформировать других, но сами они отлично понимали, что происходит.

“У нас дома были произведения Солженицына. Я прекрасно знал, кто такой Сахаров. Как там говорят? Жандарм – самый свободный человек в России”, – говорил сам Любимов [106] Александр Любимов, интервью с автором, 2004 г. . Когда перестройка развернулась по-настоящему, он и его ровесники оказались лучше всех подготовлены к тому, чтобы переделывать советское телевидение на западный манер. В итоге это принесло им огромную пользу. “Взгляд” стал инкубатором для телевизионных деятелей, которые получат особое влияние в следующие 20 лет. Они научились использовать систему с максимальной эффективностью.

Первые выпуски “Взгляда” хотя стилистически и отличались от набивших оскомину программ советского телевидения, в том, что касалось содержания, границ дозволенного особенно не нарушали: молодой человек, выросший в детдоме, декламировал собственные стихи, ведущий объяснял телезрителям, как отличить настоящие джинсы Levi’s от поддельных или как открыть свой кооператив. Сюжеты отделялись друг от друга музыкальными номерами. И все же каждая передача испытывала на прочность и все шире раздвигала рамки допустимого, заводя разговор о том, чего до сих пор якобы вовсе не существовало в СССР: о гомосексуализме, наркотиках и СПИДе, коррупции.

“Взгляд” заговорил о том, что нужно убрать Ленина из мавзолея, и показал интервью с капитаном подводной лодки, затонувшей в Северном Ледовитом океане, заявив во всеуслышание, что советские подлодки – это смертельные ловушки. Именно в этой программе появилось первое публичное интервью с Сахаровым после того, как ему позволили вернуться из ссылки в конце 1987 года. Тускло освещенная студия программы выглядела совсем как московская кухня, где друзья разговаривают о моде, музыке и политике, слушают свежие записи любимых рок-групп и смотрят видеоклипы.

Рост потребления в начале 80-х годов привел к тому, что во многих советских квартирах – особенно если эти квартиры были кооперативными – имелось по два телевизора, один из которых жил на кухне. Кухня, таким образом, была одновременно и местом просмотра, и декорацией телепередачи. При этом сам формат программы “Взгляд” напоминал скорее толстый журнал, а не развлекательное шоу.

Гласность в советских СМИ началась со споров не о настоящем страны, а о ее прошлом. Три четверти всех публикаций в перестроечные годы были посвящены истории. По точному наблюдению социологов Бориса Дубина и Льва Гудкова, советское общество напоминало человека, который, зациклившись на собственном прошлом, шагает “назад в будущее”. Прошлое играло главную роль в преобразованиях конца 1980-х годов. Причем история занимала не только узкий интеллектуальный круг, но и массовое сознание. В 1988 году, когда советская экономика уже находилась в состоянии тяжелейшего кризиса, а на периферии империи начались кровопролитные конфликты, в Москве проводились уличные митинги за неограниченную подписку на многотомное издание “Курса русской истории” Василия Ключевского и на еще более академический историографический труд Сергея Соловьева.