Эрнст Гофман - Собрание сочинений. Том 1

Серый.Ха, Турандот!.. О, этим именем вы будите одно воспоминание, до сих пор вызывающее у меня сладостный трепет. Много лет назад я, тогда еще очень молодой человек, путешествовал по части Италии. В Брешии я застал одну маленькую труппу, которая, весьма редкий случай в Италии, давала представления. Мы были очень удивлены, я и мой спутник, застав еще там на сцене несправедливо забытого Гоцци. В самом деле, на ближайший вечер была объявлена «Turandot, fiaba chinese teatrale tragicomica in cinque atti» [77] «Турандот, трагикомическая китайская сказка для театра в пяти актах» (ит.). . Случаю было угодно, чтобы актрису, которая должна была играть Турандот, я увидел совсем вблизи за день до этого. Она была среднего роста и не то чтобы красива, но никогда я не видел более пропорционального сложения, большей прелести движений. Лицо ее имело форму чистейшего овала, у нее был красивый нос, полноватые губы, прекрасные, очень темные волосы, но, главное, ее большие черные глаза сияли поистине божественным блеском. У нее было то контральто итальянок, которое, как вы, наверно, знаете, проникает в самое сердце. При первом же выходе, в первых же сценах синьора показала себя совершенной актрисой. Не описать выражение глубокого, необыкновенного потрясения, когда она при виде Калафа тихо сказала Зелиме знаменательные слова, от которых тянется нить ко всему сплетению:

А когда Калаф разгадал две ее загадки и она глухо и торжественно произнесла третью, когда она, ослепительно величественная, шагнула вперед, когда вдруг откинула назад скрывавшее ее лицо покрывало, убийственная молния ее сиявших небесным пламенем глаз ударила в грудь не только Калафа, — нет! в грудь каждого зрителя!

Кто не затрепетал бы тут от величайшего наслаждения… от восторга, от удивления и страха, кто не смог бы вместе с Калафом в отчаянии небесного блаженства воскликнуть: «Oh bellezza! Oh splendor!..» [80] О красота! О диво!

Коричневый.Вот видите, не будь у вашей синьоры таких сияющих глаз, каков был бы эффект этой главной сцены всей драмы? Я как раз хотел упомянуть Турандот как одну из самых трудных ролей с точки зрения требований, которые она предъявляет актрисе. Только совершенная артистка передаст героичность, вернее, безумную ярость Турандот, не убив очарования прелестнейшей женственности. И к тому же эта совершенная артистка должна быть молодой и красивой, притом такой красивой, какой не сделают никакие на свете румяна и краски. Если она не сверкнет на Калафа такими глазами, как у вашей брешианки, или, откинув покрывало, откроет заурядное, ничем не примечательное личико, то смятение Калафа покажется, как и вся эта сцена, смешным. Мне, кстати, посчастливилось видеть немецкую Турандот, которую вполне можно поставить рядом с вашей брешианкой, и заодно такого замечательного Альтоума [81] Альтоум, Адельма — персонажи из «Принцессы Турандот» Гоцци. , что лучшего и желать нельзя. Его величество носило огромную китайскую шляпу и двигалось в тяжелых одеждах медленно, величаво, торжественно, как то и подобает сказочному императору. В сочетании с тяжеловесной важностью его постоянная растроганность была особенно причудлива. Большой, диковинный платок развевался у него в руке, он вытирал им каким-то своеобразным манером слезы, восседая на троне в диване, и в увещеваниях, которые он обращал к Турандот, голос его часто звенел, как китайские колокольчики. Актер великолепно передал глубокую иронию этой замечательной роли. Он, Турандот и Адельма, чья роль досталась замечательнейшей актрисе, вознаградили меня за убожество остальных, виною которому было главным образом плохое переложение. И тут тоже неудача большого писателя подтверждает мою мысль, что переложение вообще дело сомнительное. При сравнении с оригиналом не понимаешь, как умудрился автор немецкого переложения смазать самые чудесные черты, а главное — сделать характерные маски такими скучными и бесцветными.

Серый.Почему вы так саркастически улыбались, когда я рассказывал о своей брешианке?

Коричневый.Многое мелькало у меня в уме по поводу требования быть красивой, которое предъявляется дамам сцены. Но прежде всего мне вспомнилась одна смешная история, случившаяся в партере одного близлежащего театра, я расскажу ее, чтобы оживить нашу беседу, ставшую уж очень серьезной, чем-то веселым. Итак!.. Несколько недель назад в названном театре давали оперу «Дон Жуан». Я сидел в партере. Певица, игравшая Донну Анну, была по рождению итальянка, но являла полную противоположность вашей брешианской синьоре, ибо была она, должен признать, довольно стара и безобразна на вид. Это дало повод сидевшему неподалеку от меня молодому человеку обратиться к своему соседу и весьма недовольно заметить, что старая уродина, которая к тому же и поет фальшиво, не позволяет предаться иллюзии: ведь невозможно поверить, что лакомку Дон Жуана способен привлечь такой совсем увядший цветок. С донельзя лукавой миной сосед ответил: «Вы этого совершенно не понимаете, дорогой мой! Умная дирекция вполне резонно поручила партию Донны Анны этой достойной, хотя и несколько страхолюдной особе, ибо именно таким образом выявляется вся мера гнусности Дон Жуана: красотой добрую Донну Анну небо не одарило, богатства, как то известно из надежных источников, у нее тоже нет, бог мой, какие уж там доходы у коменданта захолустного городишки, и статуя в саду чистейшее хвастовство, она вырезана из картона и выкрашена белой краской. Как рад поэтому почтенный отец, что неожиданно появился добрый мосье Оттавио и что дочь, хотя она и в годах, благополучно выйдет замуж. Все это гнусный Дон Жуан знает. Тут нет ни красоты, ни молодости, ни прелести, которые могли бы его очаровать, он преследует добрую Донну Анну, преодолевая, может быть, отвращение и омерзение, только чтобы навсегда разрушить счастье добропорядочного семейства. Это влечение к непривлекательному и есть то дьявольское начало, которое вдохновляет его».

Серый.О, великолепно, просто великолепно!.. Это напоминает мне, как в свое время, когда на сцене не терпели ничего, кроме трогательных семейных картин, кто-то с изобретательной иронией преобразил «Волшебную флейту» в семейную драму, совершенно успокоив тем самым другого, который горько жаловался на нелепость этой фантастической истории. «Понимаете, дорогой, начал он, — почивший в бозе супруг Царицы ночи был старшим братом Зарастро, стало быть, Зарастро — дядя Памины. А поскольку Царица ночи была из-за своего злонравия плохой женой, постоянно ссорилась, спорила и к тому же состояла с Герцогом попугаев в запретной связи, плодом которой был Папагено, покойный в своем завещании назначил, а опекунский совет утвердил опекуном Памины Зарастро. Увидев, как скверно воспитывает Памину мать, как испорчена добрая девушка преждевременным чтением неподходящих романов (напр., «Страдания Вертера», «Геспер» [82] «Геспер» (1795) — роман Жан-Поля (см. с. 469). , «Избирательное сродство»), равно как чрезмерно частыми танцами, Зарастро, по праву дядюшки и опекуна, взял Памину к себе и стал воспитывать ее сам, положив в основу ее обучения наукам базедовские «Начала» [83] Базедовские «Начала» (1774) — сочинение Иоганна Бернгарда Базедова (1723–1790), известного писателя и педагога. Мотивы моцартовской «Волшебной флейты» шутливо сопоставляются с филантропическими принципами Базедова. (мистерии Изиды и Озириса). Этим-то, а также тем, что перед опечатанием наследства Зарастро востребовал знаменитый солнечный диск как семейную реликвию, и объясняется яростная ненависть Царицы ночи. Отец Тамино, чье царство вовсе не так отдаленно, как то кажется, ибо расположено рядом, по левую руку, возле храма Изиды за темно-серой горой, доводится Зарастро младшим братом. Именно потому, что Тамино хочет жениться на своей двоюродной сестре, он должен сперва пройти через огонь и воду, после чего консистория (собрание жрецов) дает ему разрешение на женитьбу как человеку, выдержавшему подобное испытание. Зарастро, как президент консистории, сумел, конечно, когда на сессии обсуждалось посвящение Тамино в члены братства и его женитьба, расположить советников в пользу своего любимого племянника, прежде всего уверив их в том, что Тамино не только принц, но и настоящий человек, что делает честь дядюшке. Видите, — продолжал мой насмешник, — видите, дорогой, как великолепно взаимодействуют эти родственные отношения, придавая сюжету истинно трогательный характер. Проникнув в эти нежные отношения, каждый невольно восхитится той божественной идеей, по которой природу, в отличие от мудрости, олицетворяет родной сын Царицы ночи… Змею нужно понимать лишь чисто аллегорически ядовитое начало в домашней жизни, своего рода секретарь Вурм [84] Секретарь Вурм — персонаж драмы Шиллера «Коварство и любовь». …» Но довольно забавляться этой шуткой… Я прервал вас своей Турандот…