Юрий Нагибин - Повесть о том, как не ссорились Иван Сергеевич с Иваном Афанасьевичем

Даже самые чудовищные пытки, если они повторяются без счета, как-то притупляются — пластичная человеческая натура приспосабливается к ним, тем более что мучениям подвергается не живая и чувствительная плоть, а пустотелая душа, испытывающая, как бы сказать, теоретические муки. Другое дело, что все это однообразно, надоедливо, а главное, смертельно скучно. Ад — пытка скукой, самый близкий образ его угадан, естественно, русским гением, наиболее приближенным к темной сути: деревенская банька с пауками. Но оформлена банька под громадный диснейленд зла. Физические муки нашей пары усугублялись куда худшей болью — тоской друг по другу. Но когда кончались пытки большой процедурной с печами, сковородами, крючьями, пилами, морозильными установками и прочими аттракционами дурного вкуса, они вступали в плотную стихию кругового вихря, сразу находили друг друга и обретали ни с чем не сравнимое счастье, ради которого можно терпеть все остальное.

— Ты слышал последнюю новость? — прокричал Гитлер сквозь завывания ветра. — Германия объединилась. Что я говорил?

— А разве я спорил, любовь моя? — ласково отозвался Сталин.

— У вас тоже хорошие дела — создан нацистский центр.

— Как ты можешь думать о политике, когда мы с тобой? — укорил Сталин. — Опомнись, душенька!

Пристыженный Гитлер взял руку Сталина и потерся о нее носом.

— А у тебя ручки до сих пор кровью пахнут, — умилился он.

— Радость моя!.. Сулико!..

— Хорошо нам с тобой!.. — Но политический зуд не оставлял Гитлера. — Знаешь чертенка третьего круга Чебурашку? Он говорит, что Горбачев повесил у себя в кабинете на Старой площади портрет Полозкова.

— Чепуха, сплетни! — отмахнулся Сталин. — Зачем ему этот мыльный пузырь?

— А чем кончится съезд?

— Ничем, — угрюмо сказал Сталин. — У них все кончается ничем. Импотенты власти! — Глубокое презрение звучало в его тоне. — Неужели тебя волнует эта мелочевка?

— Нет, конечно. Но почему Полозков не назовет свою партию национал-коммунистической? — капризно спросил Гитлер.

— Ты этого хочешь? — Сталин пощекотал ему шею усами. — Я дам указание. А теперь помолчи, балаболка.

Сталин крепче сомкнул объятия и выбросил из головы давно осточертевшие земные дела, которыми он и сейчас должен почему-то заниматься…