Саша Камских - Институт экстремальных проблем

— На Серегу чем-то похож, выражение глаз такое же. — Вадим взял фотографию из Светиных рук, прочитал на обороте: «Медведевы и Долгих в Крыму». — Он в Средней Азии служил? Могло парашют воздушными потоками через границу унести, в Китай, в Афганистан. Там не искали?

— Насколько я знаю, искали, по крайней мере, в Афганистане. Тогда еще войны не было. Но не нашли, пропал бесследно. Николай Сергеевич, его отец, умер два года назад, а Галина Петровна жива, Наташа, жена Славы, с ней живет, я их позавчера с Новым годом поздравляла.

— У них больше не было детей?

— Нет, не было, — покачала головой Света. — Так и прожили всю жизнь вместе – родители и жена сына, никто не верил, что он погиб, и даже сейчас, спустя столько лет, говорят о нем как о живом. Совсем как тетя Лиза…

Светлана отложила в сторону несколько снимков неизвестных ей людей, а потом протянула Медведеву фотографию.

— Узнаешь?

— Слева – твой папа, правильно? — Света кивнула. — А с ним… Петрович? Нет, не может быть… — Вадим, не веря своим глазам, долго разглядывал тощего вихрастого паренька с шальным взглядом и улыбкой до ушей. — Петрович, точно! Класс!!! Света, у него есть такая фотография?

— Наверное.

— Если нет, то для него обязательно нужно сделать копию! Пусть посмотрит на себя, вспомнит, каким был в молодости, и перестанет цепляться к Шурику. Несерьезный он, видите ли, зять для него! — Медведев не мог сдержать смех. — Да парень в сравнении с ним серьезен, как директор похоронного бюро!

Светлана тоже рассмеялась и вытащила из пакета еще несколько снимков. На них были ее отец и Новоселов, то в милицейской форме, то в спортивной на каких-то соревнованиях, то в обычной одежде.

— Они всю жизнь дружили, с того момента, как дядя Саша после армии пришел в милицию. Когда папа умер, дядя Саша с тетей Зоей даже хотели забрать меня к себе насовсем. — Улыбка девушки стала печальной.

— Не плачь, милая моя, — Вадим ласково касался любимого лица губами. — Отдай мне свое горе, а я сделаю так, чтобы ни одна слезинка больше не появилась на твоей щеке. Я пройду через какой угодно лабиринт, проползу сквозь игольное ушко, чтобы не быть тебе в тягость. Я стану тебе опорой, каменной стеной, за которой до тебя не дотянется ни один порыв ветра, постараюсь, чтобы рядом с тобой никогда не горели избы и не скакали кони, которых нужно останавливать, чтобы ты никогда не знала проблем, более серьезных, чем туфли и сумочка, по цвету не подходящие друг к другу. У нас с тобой впереди долгая счастливая жизнь, я буду мужем, примерным до занудства, отберу лавры у Антона с Петровичем.

— Даже не вздумай, я не выношу зануд, — слабо улыбнулась Света. — Оставайся таким, какой ты есть. Я люблю тебя такого.

— Светка… — Медведев прижался лбом к ее плечу.

Фотографии они смотрели до позднего вечера, пока Света не спохватилась, что весь распорядок у них опять не выдерживает никакой критики.

— Димка, уже больше половины каникул прошло, а мы с тобой только два раза массаж делали! Куда это годится? Олег мне голову открутит, а Евгений Петрович больше ни за что тебя домой не отпустит! Все, завтра никаких воспоминаний, фотографий, рисунков и пустого времяпрепровождения!

— Вот с этим, Светик, я не согласен, — улыбнулся Вадим. — Мы успеем все: и просмотр фотографий, и рисование, и гимнастику, и массаж, и купание. А сегодня уж давай понарушаем предписания медиков, посидим подольше, если ты сама, конечно, спать не хочешь. Я тоже хочу кое-какие фотографии и рисунки тебе показать.

— До часу, не больше, — строго сказала Светлана.

— Ты, как моя мама! — спорить с ней Вадим не стал.

В клинику нужно было вернуться одиннадцатого числа. Девятого Медведев все утро внимательно изучал календарь – тринадцатое и четырнадцатое приходились на выходные. Света догадалась, о чем он думает.

— Дим, давай отпросим тебя до пятнадцатого. От двух дней толку никакого, а там будет нормальная неделя, полноценное лечение без перерывов.

— Ты думаешь, разрешат? — Вадим был бы рад остаться еще на четыре дня дома.

— Я позвоню Олегу и поговорю с ним, а он, если не будет возражать, с Кленовым уже сам договорится.

Олег приехал в тот же день вечером. Он попросил Свету выйти, закрылся с Медведевым в комнате, сам раздел его, долго расспрашивал и осматривал: крутил с боку на бок, сгибал-разгибал левую ногу, ощупывал спину, мял живот. Вадим сначала терпеливо все сносил, но потом запротестовал:

— Хватит месить меня, как тесто!

— Я сам знаю, хватит или нет, — невозмутимо отозвался Худяков и запустил пальцы куда-то в правое подреберье.

Вадим придушенно охнул:

— А потише нельзя?!

— Больно? — флегматично поинтересовался Олег. — Водку пил?

— Коньяк, — сознался Медведев, — но не больше ста граммов за все дни.

— Так уж и не больше, — не поверил Олег.

— Свету спроси, — обиделся Вадим. — Мы еще тридцатого бутылку открыли, потом Томские к нам приходили, да все равно не больше половины совместными усилиями употребили.

— Сергей почти не пьет, Ирина в ее положении точно не пила, Светлана – сильно сомневаюсь, а ты, я знаю, — любитель.

— Да какой я, к черту, любитель?! — вскипел было Медведев. — Еще алкоголиком меня назови!

— Уймись! И покажи язык, — скомандовал Олег. Вадим с неохотой подчинился. — Не сто, а сто пятьдесят. Или даже двести. И диету не соблюдал. Жареное, острое, соленое, копченое, печеное… — задумчиво перечислял врач. — Ладно, до понедельника можешь грешить, но потом придется за тебя взяться, — зловеще пообещал он.

Медведев не обратил на это внимания, он понял только одно – еще четыре лишних дня можно пробыть со Светланой.

— Света! — радостно заорал Вадим на всю квартиру. Через мгновение дверь в комнату распахнулась. — Олег разрешил! До понедельника можно остаться!

— Так и быть, — усмехнулся Худяков. — Света, оставляю его тебе до конца недели, но пятнадцатого в девять вы оба должны быть на рабочих местах – Вадим в палате, а ты в отделе кадров.

— Кто против? — спросила, улыбаясь, Светлана. — По-моему, все – «за»!

Олег, для порядка поворчав слегка на Медведева, остался очень доволен его состоянием, не столько физическим, хотя за такое короткое время произошли большие изменения в лучшую сторону, сколько моральным. Впервые за долгое время он увидел именно того Вадима, каким тот был года три назад, когда они познакомились, не раздраженного, не озлобленного, не подавленного своей беспомощностью, ушедшего в себя и безразличного к окружающему миру. Худяков заметил внимательный, а не рассеянный живой взгляд, жажду деятельности, врача обрадовали быстрые точные движения. Медведев просто кипел энергией, его неподвижность выглядела настолько неестественно, что воспринималась как неуклюжий розыгрыш.