Джеймс Черный - Между мгновениями

- Простите, вы не из России? - он с явным подозрениям нас разглядывал.

- Да нет, мы свои.

- Что-то год на Исайю урожайный. Каждую неделю кто-нибудь заявляется к нему и у всех разные причины и поводы. За несколько дней до Пурима из Америки приезжал писатель и просил у Исайи раритет какой-то бабочки. Так американец утверждал, что Исайя крупнейший знаток бабочек. Сошла Америка с ума.

- А вы Исайю давно знаете?

- Всю жизнь. Первый раз мы встретились в конце 40-го. Точно в конце 40-го. Тогда беженцы из Европы в Хайфе свой пароход взорвали, так мы с Исайей всю ночь их из воды вылавливали. А потом я сильно простыл, так Исайя меня спиртом отпаивал и в кровать к своей жене положил для выравнивания температурного баланса. А в этом доме мы вместе поселились в 53-ем году. Теперь из прежних жильцов мы с Исайей вдвоём и остались. Исайя жил, как собака с ошейником: убежать нельзя, и к хозяину привязан не за поводок, а за сердце.

- Нам рассказывала одна старая женщина из Яффо, что Исайя в сорок пятом приплыл в Палестину на яхте из Германии, вернее транзитом из Венеции.

- Чушь. Очередные бабочки. В сорок втором мы вместе с ним строили в Тель-Авиве автобусную станцию. А потом мы встречались на вырубках апельсиновых плантаций. Город рос. Землю тогда с молотка продавали. В сорок пятом это было, точно, в сорок пятом.

- А что за книгу он написал?

- Книгу действительно он написал, только не смог издать её. Фамилия у Исайи - Богров. Он после сорок восьмого года начал работать в одной газете. Все

_____________________

Тавоу махар - (ивр. транс.) Приходите завтра.

тогда боролись за чистоту возвращенной крови. Это сейчас вас, русских, через одного наехало. А тогда все были на страже, и кто-то докопался до его родословной. Чёрный пиар не сегодня родился. Оказалось родственник у него в России был, писатель Григорий Богров*. То ли дед его, то ли дядя. Так вот

Богров - тот Богров, писатель, выкрестом стал и евреев поносил, хуже Маркса. Не он первый, но из первых учеников. Стыдно на Руси быть знаменитым и иудеем одновременно. Великая культура любит чистую кровь и евреям свою приходиться разжижать или хорошо перемешивать. А дядька Исайи кричал громче всех. Вроде не антисемит, но евреям только хуже. Исайю за это съели: мол, сам такой.

Исайя и завелся. Написал историю евреев, принявших христианство. Так он утверждал в своей книге, что Христос был первый выкрест на земле. Кому-то это сильно не понравилось. Лет десять он со своей книгою носился, да кому она была нужна: евреи не хотели Христа считать частью своей истории, а христиане не любят, когда их бога за еврея держат.

- А жена у него где?

- Схоронил он её лет двадцать назад. Ведь он с ума сошёл со своей книгой. Обнищал. Она, как могла, тлела на жертвеннике, но слегла, угасла и умерла.

Я взглянул на Казимира. Он стоял с лицом бледным и растерянным. Неужели перемена участи в его судьбе стала результатом подлого розыгрыша рыбы? Кажется, он поехал. Казимир достал из сумки маску хитрого еврея и стал ею закрывать свою растерянность..

- Поехали, Казимир, домой, - я же хотел спрятать Казимира за иерусалимским камнем.

- Завтра утром мы встретимся, - протянул нам руку глаженый господин,

с утра, я слышал, Исайя будет занят. Телевизионщики должны брать у него интервью. И меня тоже пригласили.

- О чём интервью?

- О русско-японской войне.

- О чём!?

- Вру я - врёт телевидение.

- И часто врёт?

- У телевидения есть два недуга: с одним столкнёшься, когда увидишь передачу про себя или про то, что прекрасно знаешь сам и убеждаешься правдивая ложь, как у Шварцнегера.* Второй недуг - они никогда не делают передачу о тебе, если даже продержат тебя перед камерой сутки. Режиссёр, ведущий выпендриваются и всегда делают передачу о себе, особенно ведущие - эти заложники собственных амбиций и налётов в кассу за гонораром с гонором

наперевес.

- А как же с неподкупностью?

- Её покупают в Голливуде за десять миллионов. Дуглас или Аль Пачино

__________________________

Григорий Богров - Григорий Исаакович Богров(1825 - 1885), писатель, автор "Записок еврея". Вот характерный отрывок из романа:" Быть евреем - самое тяжкое преступление; это вина ничем не искупимая; это пятно ничем не смываемое; это клеймо..." Г. Богров. Собрание сочинений, т.1, Одесса, 1912г.

Быть евреем и желание им не быть - гамлетовская раздвоенность в галуте. Один из главных лейтмотивов романа: "Не родись евреем", стал путеводной нитью многих евреев, а по сути выкрестов, при любой власти.

правдивая ложь - название фильма "Правдивая ложь" с участием Шварцнегера.

сыграют любую неподкупность и примут смерть за святые ценности, а в жизни журналисты продаются за сто долларов или пучок страха.

Мужик неопровержим.* Пока сосед Исайи надувал щёки от своей свободы самовыражения, спина моя мне доложила: Казимир исчез. Я оглянулся и увидел Казимира метрах в пятидесяти, на углу улицы. Но он не мог так быстро ни добежать, ни тем более, дойти. Неужели маска подняла его, и он полетел?

Не попрощавшись с судьей логоса, я сел в машину и пустился за Казимиром. Но тут меня догнал утренний полицейский на мотоцикле. Он что-то кричал мне. Может быть, он жаловался, что из-за нас его понизили в звании и пересадили с машины на таратайку?

- Садись! - кричал я исчезающему другу.

Он нехотя, ничком осел на заднее сидение. О чём думал сейчас Казимир? Ёрничать мне больше не хотелось и я закурил.

- Ты знаешь, о чём я вспомнил, - Казимир потянулся за своей фляжкой, - был у меня друг. Не крал, не интриговал. И не был трусом. Доверчив был, как щенок. Славы добился неимоверной, но ее стеснялся и успехом своим не умел распорядиться. Поведения он был странного. С женой прожил лет тридцать и не развёлся, и любил её, и все видели их откровенные ласки и сумасшедшие глаза. С демократами не якшался. Тусовки ненавидел. Начитался в детстве книг. Они отравили его, и он всю жизнь прожил ребенком. Дома у него всегда кто-то жил. Многие с надломанными судьбами. Он всегда кого-то защищал, ссужал деньгами. Писал пьесы о себе. В театре над его героями, такими же нелепыми, как он, плакали. А над ним подтрунивали, подсмеивались. Говорили - он притворяется. И в жизни, и на сцене. Придёт время: и хапнет, и разведётся, и за дачным забором спрячется. И никто в этом не сомневался. Мол, время его не пришло, а он взял да умер. И никто не дождался торжества своей веры и его позора. На похороны собралась уйма народа. Все ждали, когда закопают их укор. Говорили хорошие слова, проникновенные речи. Все его цитировали, но продолжали в душе ему не верить, даже мёртвому.

Дома весь вечер мы с Казимиром как будто сговорились: об Исайе ни слова. Придёт утро и всё прояснится.

- Иди спать, Казимир, уже третья ночь мистических небылиц. Не хватит ли тебе?