Евгений Гордеев - А как быть с днем

Рваная чернота ночного неба вновь разбудила в тебе что-то так давно дремавшее, может быть животные инстинкты, может быть жалость к самому себе. И внезапно мир поменялся, звездное небо превратилось в тот самый зрачок, и теперь уже только луна, только луна удерживает тебя от этого последнего шага. Как высок балкон. Как низок, неуклюж дом в котором ты живешь.

Ночные птицы завели свою нескончаемую серенаду. Кто это? Соловьи или филины? Ты мучаешься над этим вопросом, как будто от этого что-то поменяется, как будто это и есть та сермяжная правда которая тебе столько лет не дается. Нет ответа. Ты ни когда не узнаешь что это были за птицы. Сигарета давно погасла, за новой не хочется идти. Ты стоишь на балконе и не смеешь отвести взгляд от этой черноты, от этой ночной шали проединой звездной молью. Жизнь коротка, миг длиться вечно. Ты понимаешь что пора, уже пора. Ты идешь в ванную, медленно раздеваешься, думая о том, что скоро все закончиться, что скоро все встанет на свои места, черное станет черным, а не наоборот.

Раздевшись, погружаешься в теплую воду и закрываешь глаза. Да, вот сейчас, еще секунду. А руки сами отыскивают лезвие. Сердце учащенно бьется, наверное от волнения перед встречей с вечностью. Кто говорил что делать это в теплой воде не больно? Боль, боль пронизывает все твое тело, но силы хватает сделать это и со второй рукой. Не нужное больше лезвие, как по ступенькам неторопливо опускается на дно ванной. Как в хорошем коктейле темно-красная жидкость не смешивается с водой, а располагается слоями, где-то тонкими нитями, где-то рваным лоскутом. Ты взмахиваешь рукой, и все становиться розовым, какой чудесный цвет, цвет нежности. Может быть к нему ты стремился всю жизнь. Может быть его так тебе не хватало. Какая приятная слабость, больше не нужны ни какие дела, больше не нужны ни какие мысли, боль превратилась в едва заметный намек на нее, твои веки тяжело закрылись. Розовый цвет, цвет романтики и вероятно рая. Забытье.

Как тяжело раскрыть глаза, голова гудит не переставая. Ты пытаешься на ощупь определить где ты. Руки нащупывают худенькую подушку - не моя. Тонкое одеяло - чужое. Ты различаешь слабый запах медикаментов и хлорки. Наконец, приоткрываются глаза. Комната белая, обитая чем-то мягким. К чему бы это? Сознание отказывается верить в реальность происходящего. Вокруг тишина, но ты начинаешь различать разговор, слова, которые доносятся из-за двери. В начале они тебя просто заинтересовали, потом ты над ними задумался, а потом просто заплакал. Хриплый бас жаловался:

- И чего они опять его откачали? Второй год здесь и уже в третий раз это делает. Не понимаю.

Вроде бы нормальный человек, дом, семья, работает преподавателем и такая дурь.

Ему вторил скрипучий старушечий голосок:

- И не говори, Иваныч, с жиру бесятся, мы то в наши годы за жизнь ох как цеплялись, хоть как, хоть где бы, лишь бы жить. А энти нынче, обкурятся, наглотаются всякой дряни, и ну вены резать, хорошо ентот вон себе. А то еще есть , которые других любят резать. Ох, хо, хох. Жизня.

Тебя снова осудили на жизнь. Тебя снова не взяли туда, куда ты так сильно стремился, наверное, ты пока там не нужен. Наверное еще не до конца доведен этот ужасный по своей сути эксперимент под названием твоя жизнь. Твоя ли? Разве не от того ты бежишь, что кажется порой, живет за тебя кто-то другой. Видит твоими глазами, слышит твоими ушами, а ты только немой исполнитель его прихотей. И тебе еще целых 10 лет, пытаться жить как все, как многие, как сумеешь. Пока в очередной раз не подступит к горлу ком, пока снова не увидишь в ночном небе луну и зрачок ствола. Тебе еще многое нужно сделать. Перво-наперво, снять с запястий эти дурацкие бинты.

11 мая, 2000 года.