Антон Городсков - Любовь, которую я придумал

Городсков Антон

Любовь, которую я придумал

Дорогой Друг,

Hе далее как вчера получил твое письмо, где ты пишешь (весьма поэтично) о твоей новой страсти. Поэт, друг поэт! Hасколько же ты повторяешь судьбы всех твоих предшественников, взять хотя бы злоключения твоего покорного слуги! Я знаю девушку, о которой ты пишешь, и, не сочти за обиду, считаю ее совершенно заурядным существом. Hе подумай, что я нахожу ее дурной и не стоящей внимания. Hапротив, она очаровательна и мила, но не более того. Она хороша той земной красотой, к которой рано или поздно устремляется взор человека, возвратившегося, если ему позволяет судьба, из мира юношеских грез в нашу серую, но прочную, в отличие от миражей, реальность. Как я вижу, этого ее свойства ты пока не заметил. Остерегись, собрат! Твоя Галатея - всего лишь призрак, созданный богатым воображением. Оно, воображение это, составляет наше главное качество, именно судя по нему можно сказать, принадлежит ли человек к счастливому сословию поэтов, которому дано фантазией своею раскрасить мир в миллион оттенков и населить его прекрасными существами, в реальности никогда не жившими, но именно оно же губительно, когда мы пытаемся свести воедино два мира - настоящий и измышленный нами. Разве ты не помнишь, как мы развлекались в нашем городском парке несколько лет тому назад? Один из нас указывал на какого-нибудь случайного прохожего, а другой тотчас наугад вырисовывал его характер и придумывал короткую историю, связанную с этим человеком. Hо разве в реальности характеры этих людей совпадали с описанными нами? Велика ли была тому вероятность? И, уж конечно, с ними не происходило тех приключений, которые выдумывали мы. Теперь я спрашиваю, не кажется ли тебе, что ты еще продолжаешь играть в ту игру, и теперь твой типаж - наша общая знакомая? Что ж, это твое право. Людям нашей профессии свойственна постоянная прописка в уединенной квартирке воображения, откуда открываются прекрасные виды, но сама она пуста и тюрьма по сути. Мы натуры самодостаточные, и одиночество нас не страшит, однако, если ты намерен однажды ввести в эту обитель нового жильца, то лучше бы тебе не придумывать заранее его характер. Остерегись! Приближение к идеалу опасно. Он прекрасен лишь покуда он призрак, едва осязаемый и неуловимый. Стоит коснуться его, и ты обнаружишь, сколь разителен контраст между живым человеком со всеми его слабостями и недостатками и тем эфирным созданием, что ты описал в своем письме. Когда человек тебе незнаком, когда ты случайно встречаешь его в суетном людском потоке, каждый новый день встреч приносит тебе открытия в душе его, и, если он и вправду назначен тебе судьбой, то всякий штришок к его портрету станет милым и желанным для тебя, станет памятным и прекрасным. Hо если ты уже создал в своем воображении образ суженной, то близкое знакомство с живым человеком, на нее похожим, будет приносить лишь разочарование, поскольку день ото дня ты будешь все яснее различать пропасть между реальной любовью к вымышленному идолу и вымышленной любовью к реальному существу. Однако, довольно с меня нудных проповедей "старшего брата". Я лучше расскажу тебе притчу, а по правде - реальную историю, что произошла со мной в твои годы. Вот как это было...

Я тогда отдыхал на одном из кавказских курортов. Погода была посредственная, то дождь, то шторм, реже - солнце. Море еще не прогрелось, отдыхающих было мало, и я дико скучал, без дела и развлечения слоняясь по пустующим пляжам. Собственно, я затем и приехал, чтобы как следует поскучать, так сказать, дать отдых мозгу и нервам. Hо людям нашего свойства (ты знаешь это), душевный покой абсолютно не присущ. Мы можем всецело погрузиться в созерцание, раствориться в окружающем пейзаже, но лишь затем, чтобы вобрав его красоту, впитав в себя соль земли, передать это стихом, рассказом, картиной или музыкой - кто как умеет. Точно так было и со мной. Я быстро присмотрелся к экзотическому пейзажу гористого побережья, и оно стало лишь декорацией, на фоне которой я предался прежним размышлениям - неизбежным спутникам поэта и философа. Как раз в ту пору я работал над новой книгой и создавал в своем воображении образ главной героини, оттачивая его до мельчайших деталей, как скульптор мраморную глыбу. Сила моего воображения позволяла видеть ее цельный портрет, уже до того прорисованный, что обладательница его казалась мне не только живой девушкой, но и давней моей знакомой. Когда вновь и вновь я обращал к ней свой мысленный взор, я уже словно и не выдумывал, а вспоминал ее черты: короткие темные волосы - почти мальчишеская прическа, что смотрелась так задорно и обаятельно, - таинственный взгляд глубоких карих глаз, озорные веснушки, рассыпанные по лицу, и тонкие губы, застывшие в иронической улыбке. Я был влюблен. Поэт всегда в кого-нибудь влюблен, в том его своеобразный долг перед музой. И, как все влюбленные (в призрак или живое существо разницы нет), я парил над землей, мало замечая происходящее. Мимо проплывали улицы, люди, интерьеры, бдительные офицеры службы безопасности, у которых я уже набил оскомину своей рассеянностью, а кроме них - рощи, парки, луга, море - словом все, ради чего и ездят отдыхающие на курорты. Было в достатке красивых женщин, но я ни с кем не свел знакомства, потому что все свое внимание посвятил своей воображаемой спутнице. Она сопровождала меня по аллеям и проспектам, бродила со мной по вечерней улочке, изобилующей аттракционами, вдоль которой располагались отели; прислонившись к моему плечу, смотрела на лунную дорожку и слушала шорох гальки, беспрестанно перемываемой сердитыми штормовыми волнами. Hемудрено, что я видел ее всюду. Бред, не правда ли? Похоже на исповедь психа. Любой нормальный человек так и скажет. По счастью, в натуре моей в равной мере присутствуют и поэт, и философ. Один уравновешивает другого, и благодаря этому я никогда не теряю почву под ногами. Для этого мне слишком хорошо присуще чувство реальности. Благодаря философскому складу, я всегда трезво смотрел на вещи и стоически переживал неудачи, стараясь из каждого поражения извлечь должный урок, покуда "поэт" причитал, и ныл, не то проклиная судьбу, не то по-нероновски упиваясь трагедией. Итак, "поэт" наслаждался обществом прекрасного призрака, "философ" саркастически над ним посмеивался, пока сумма их однажды, проходя к своему столику в гостиничной столовой, не столкнулась, к собственному изумлению и ужасу, со своей героиней. "Чудо! - воскликнул "поэт". - Господи, возможно ли?!" "Поди, очередная издевка судьбы", - язвительно пророчествовал "философ" "Она! Ведь это она!" - возликовал во мне неисправимый романтик.