Наталья Исупова - Повелитель снов

Мне пришла в голову безумная мысль: что если я проникну в тот сон еще раз - по своей воле, а не по указке Черного. Разве не смогу я направить события в иное русло? В безумном ослеплении я видела врага в том, кто всегда был мне другом... Повелитель Снов хотел избавиться от Дерана-Игрока, убить его моими руками, а я невольно помогала ему. Странник, Андре и Берт - все они говорили, что побывали в Цитадели, искали моей помощи и поддержки, говорили, что заблудились, затерялись в своих Снах, а я не могла догадаться, что передо мной один и тот же Игрок... Авантюристка дала верный совет - мне не надо драться с Дераном, я должна сразу освежить его память на наш счет. Ведь он же узнал меня в прошлый раз - узнал, но было слишком поздно... Если я откажусь от дуэли останусь в живых, смогу вытащить за собой Игрока из грез в мир реальный. А заодно избавлюсь от худшего из своих двойников.

Смущал меня только сумасшедший старик, которого я встретила в больнице. Hе может быть, чтобы он был Бертраном! Я не хотела в это верить. Что если мои попытки вернуть любимого помогут ему вернутся в наш мир, но превратят его в жалкую умирающую развалину? И что тогда останется от моей любви?... В любом случае, я должна попытаться.

То, что лежит сейчас в палате, облепленное датчиками, охраняет Черный, иначе как объяснить, что его хозяин блуждает до сих пор в лабиринтах сновидений... Hикто из Игроков не оставлял свое истинное тело так надолго, сможет ли Бертран вернуться? Ведь не удалось же мне занять тело принцессы Лилиан... В Таун нет смысла возвращаться - Странник его покинул, Бертран погиб вместе со своим "Паладином", Андре выглядел слишком уж отчаявшимся, Берт министр злосчастного королевства, вероятно, уже казнен... Их уже не вернуть. Зато Деран казался мне именно таким, каким был Бертран в лучшие времена. Если хозяева тел и накладывают отпечаток на личность Игрока - то Деран был наиболее удачным воплощением, за исключением Бертрана, конечно, только пират был жив, а сеньор, поместье которого находилось по соседству с владениями Камиллы де Ту нет. Выбирать особенно не из чего.

Hе учла я лишь одного, что сны могут быть смещены друг от друга по времени произвольным образом, и Дерану будет затруднительно вспомнить то, чего еще с ним не произошло...

_________

Мне вдруг так захотелось рисовать, даже пальцы зазудели. Было уже поздно - пора спать, но сонливость как рукой сняло. Я перерыла все ящики в поисках хороших карандашей, потом как назло куда-то закатился ластик, хорошо еще, что в чертежном альбоме оставалась пара чистых листов.

Карандаш ломался, не желая остро затачиваться. Другой бы плюнул и отложил затею на будущее, но только не я! Завтра мне, скорее всего не захочется ничего делать или пропадет сюжет...

В конце концов, все препятствия были преодолены, и необходимые вещи подготовлены. Рисовать красками я не любила - мои наброски карандашом были слишком подробными, мне всегда становилось их жалко раскрашивать... В итоге я заполняла весь лист серо-черной штриховкой, где слабее, а где жирнее, превращая рисунок в гравюру, только выполненную карандашом, а не тушью. К тому же графит всегда можно было стереть ластиком, а исправить чернильное или акварельное пятно, которое вдруг образовалось совершенно не на месте, более трудоемкий процесс.

Больше всего мне нравилось изображать животных реальных и мифических, людей в пышных старинных одеждах. А еще я любила рисовать корабли - галеры, фрегаты, ялики, каравеллы, бригантины и корветы, с поднятыми парусами, так чтобы попутный ветер гнал барашки по волнам, и с первого взгляда было видно, что судно выдает шестнадцать, а то и все восемнадцать узлов, а у штурвала всегда стоял мускулистый темноволосый капитан, чем-то неуловимо похожий на Бертрана.

Иногда мои деревянные красавцы сражались со штормом, небо было отчетливо грозовым, а гигантские волны сметали с палубы зазевавшихся матросов и крошили мачты в щепы. Были среди моей коллекции и парусники, застывшие во время маневра, в клубах дыма, с чумазыми потными канонирами, суетящимися около орудий. Лишь корабли, стоящие в доке, или дрейфующие в полный штиль не занимали мое воображение.

Сейчас на бледно-сером небе, которому полагалось быть голубым, бежали облачные барашки, море слегка волновалось и пенилось у бортов судна. Я рисовала "Чайку" - корабль, на котором я совершала плавание в прошлом сне.

Hа бумаге оставалось еще довольно места для второго парусника. Я постаралась на память изобразить его как можно более похожим на тот пиратский фрегат, и так увлеклась, что не заметила, как заштриховала все паруса. Может и думала-то я об алых, обещанных мне Андре, да только корабль на сером рисунке, приобрел зловещий вид. А паруса казались черными, как на корабле забывчивого Тезея... И в этой случайной моей оплошности виделся какой-то мрачный знак, будто на фрегат легла печать смерти...

Когда прорисовка такелажа была закончена, я поняла, что корабль Дерана на бумаге - вылитый "Паладин", и в тоже время моя рука не погрешила против истины - разбойничье судно выглядело именно так. Это обрадовало меня. Если Деран отстроил судно по модели своего любимца в другом мире, значит, память не изменила ему... Все во мне ликовало, каждый последующий штрих приближал меня к атмосфере сна.

Корабли стояли друг от друга в угрожающей близости, но это было только предвкушение боя, а не сам бой. Я намеренно не стала рисовать момент абордажа тогда было уже поздно что-либо менять. Когда я убила несколько пиратов, мне только и оставалось, что драться с остальными...

Я стала потихоньку напевать старую пиратскую песенку, которую любил Жерар:

И вновь, как в первый раз, грохочет пенный вал,

И прячутся враги от ядер и картечи,

Уверенной рукой опять берусь я за штурвал,

Видали мы и не такие сечи!..

Багровая заря течет по парусам,

И кровь бурлит по палубе рекою,

И в новой схватке, как всегда, кинжалом тешится рука,

Свист абордажной сабли за спиною...

Вот треснул брашпиль, заскрипели реи,

Лишь трусы просят милость у врага,

Им не увидеть нас с веревками на шее,

Пока жива мятежная душа!..

И трутся борт о борт, сцепившись, корабли,

Снаряды рвутся прямо под ногами,

Мушкет сжимают пальцы, побелевшие слегка,

Лишь море, только море пред глазами!..

И, протрезвивши в миг, прогорклая волна

Омыла мне лицо, а с ним и душу,

Взметнутся к небу вольные, как птица паруса,

Как можно море поменять на сушу!

Мы счет не водим ранам и потерям,

И плачем над разбитым кораблем,

Храним кинжалы, как кресты, на теле,

И моря рев мы, как молитву, чтем...

Целуя шпагу, и, чуть пряча слезы,

Что будто чудом мы опять спаслись!

Hа наши головы опять обрушились все грозы,