Мирза Раздолбаев - Крыса

Раздолбаев Мирза

Крыса

Чего я не люблю больше всего, так это ночных звонков. Раньше они меня не пугали и воспринимались как нечто, само собой разумеющееся. То самое большинство, которое каждый день до отупения трамбуется работой, меня не поймёт - бывали времена, когда очнувшись по команде будильника, я мог сравнить себя с потревоженной мумией; удивлялся другим, летал во сне и не задумывался над тем, почему меня никогда не терзает бессонница от бесконечных кофе-брейков и не считанных перекуров. Нет, я не робот, а человек, умевший уходить от всего, что достает - мозг выработал стойкую привычку выключать на время внешний фон. Я был гений в своем роде...

...Она всегда звонила по ночам и исключительно на мобильный телефон. Ей было можно, поскольку считалось, что я ее любил, а она не против. Звали это милое создание Наташа или просто Ната... Натка. Нас свели год назад довольно странные обстоятельства. Это Ната их интерпретировала как "довольно странные" и была права по-своему: когда вся жизнь расписана от и до, то шаг в сторону воспринимается подобно концу света. Я-то уже давно привык к загаженным лифтам, вечнодающим и озабоченным секретаршам, убийствам за долги друзей - человек привыкает к чему угодно, а Наташка, всю жизнь упакованная морально и материально, не знала слов "нет" и "как". Еще бы - папаша ее был очень большим и очень занятым начальником, чадо свое боготворил, лелеял и ревновал к всем носителям штанов. Да, собственно говоря, Нату совершенно и не волновали штанатые - она не спеша обитала в свое удовольствие, наслаждаясь однокомнатной крепостью, купленной отцом в том же доме, где жил он сам (мать Наташи не вынесла тяжелых родов и умерла прямо в роддоме). Но, давайте все по порядку.

В тот вечер мне пришлось возвращаться на работу "как можно быстрее" совсем поздно гады спохватились, почти ночью. Небо поливало машину как из пожарного брандспойта, и дорога с трудом угадывалась между тенями домов в редких вспышках молний и потоками воды. Когда много лет подряд мотаешься по одному маршруту, то в скором времени начинаешь понимать, что такое автопилот. Хорошо, что ехал я медленно - когда выскочил под водопад, она уже сидела перед машиной, похожая на злобного, обтекающего чертенка, интенсивно мотающего головой и размахивающего руками. Видок был у нее, что надо и, глядя на эту жертву дорожного происшествия, я вдруг где-то глубоко в себе уловил липкое прикосновение ужаса. Странное чувство, непонятное и беспричинное... Казалось бы, девчонка совсем не страшная - сама напугана до смерти, а мне бы сбежать куда... Присмотревшись повнимательнее, я вдруг сообразил, что ее шок вызван отнюдь не моей ездой... Через пару секунд все переменилось - как будто дождем смыло. Отчетливо помню, что в джинсах стало как-то не уютно. Нет, вы представьте себе нечто темноволосое и длинноногое в свете грозовых разрядов и фар, одетое только в белую футболку до колен! И все... Бог мой... И не в истерике она была, а ей самой! Скорее всего, напялив на себя первое, что попалось под руку, она побежала... А футболочка намокшая, в другое время, напомнила бы сказку про голого короля... Дальше подробности смыты эмоциями - в памяти осели только отблески молний в ее глазах под вопли хором, стоны двигателя и наша лужа, в которой остались пара пуговиц от моей рубашки с частью наткиной футболки. Но то, что первая начала она... Хотя, нет - футболка выше колен была... Гораздо выше... За все это время на улице не появился даже плохой хозяин с собакой. Удивительно. Или... нам не до них было.

...Потом я отвез Нату к ней домой. Естественно, что в ту ночь работа была послана совсем далеко. Наташа в паузах и перекурах, заикаясь, рассказывала о себе. Оказывается, в тот день она похоронила отца - работа его победила - вернулась домой вечером, легла спать, тут все это и началось. Вовремя я подвернулся. Дальше было еще интереснее. Мы начали встречаться довольно часто и только по ночам. Днем Натка находилась в своем обычном состоянии переваривания бытия, а где-то после полуночи, как бы родившись заново - звонила и будила, выливая в трубку очередную стартовую порцию какой-нибудь женской ерунды. Затем она, резко меняясь в голосе, спрашивала, чем я сейчас занят. Ее любимое "занят" и выдергивало меня из остатков сна. Я тут же орал про цепочку на двери и летел. Моих бедных железных лошадей заносило, кидало и разворачивало, а я срезал, проклинал, посылал и давил еще сильнее...

...Под утро она выгоняла меня, ссылаясь на усталость и прочую чепуху. Я прекрасно понимал в чем дело и не споря уходил. Каждый раз, по дороге домой, я размышлял о том, как долго все это может продолжаться. Наверное наши отношения действительно были "странными" и не естественными для обрыдлой дневной рутины - мы нарушали Правила Жизненного Движения. Причем, самые злостные нарушения случались в те дни, когда шел дождь. Это такая штука, скажу я вам! Больше всего на свете люблю сильный дождь, а грозу особенно...

...Жизнь тащила вперед свои дни, недели и месяцы. Зимой Натка убедила меня в неизбежности оплаты ремонта ее квартиры - это заморозило наши встречи на пару недель - она категорически отказывалась ездить ко мне. Потом все вернулось в прежнюю колею.

Как-то в апреле я вернулся домой и услышал, как стонет забытый на столе мобильник. Естественно звонила Наташка, но это было уже что-то новое второй раз за ночь!. После первого же ее заикающегося "Ал-лё...", у меня задрожала рука. Говорят, что перед самой смертью человек прокручивает в голове всю жизнь за одно мгновение. Может быть. Я не собирался помирать, но за несколько секунд разговора еще раз прожил ту самую ночь. Ната... "Занят..." Возбуждения почему-то не было, но... пришлось нестись к ней обратно.

Увидев ее на пороге, я опешил - моя Ната клацала зубами. Протащив меня на кухню, она молча указала на стену, где висел портрет отца. А дрожать было от чего - фотография в рамке отдавала мертвечиной в прямом смысле. Запах был настолько сильным и навязчивым, что стало как-то жутко. Вытерев лоб, я пытался нащупать сигареты в кармане, но им тоже было страшно. Натка, спрятавшись у меня за спиной, шепотом причитала, что это неспроста, это знак и сюда она больше не хочет возвращаться. Никогда. Пришлось снять ей номер в гостинице.

Весь следующий день я провел в этой жуткой квартире, вымучивая логические объяснения происходящему. Я прокурил всю кухню, но даже сквозь этот перегар, портрет не давал о себе забыть. Зажигалка не подчинялась, сигареты обжигали, а мне хотелось заглотить пару литров и сбежать далеко-далеко. К полуночи я окончательно озверел: сорвав в очередной раз портрет со стены, кухонным ножом изо всей силы пырнул темный след от фотографии, едва не грохнувшись при этом со стула - нож вошел по рукоятку безо всякого усилия. От трупного смрада перехватило дыхание. Немного отдышавшись, я срезал кусок обоев и обнаружил ржавую решетку вентиляции. Прямо за ней, лапами к верху, лежала здоровенная крыса - видимо приползла туда умереть от одинокой старости. Дохлая крыса... Господи, как я потом смеялся! Ну и склероз - совсем забыл, что сам же заклеил эту решетку обоями, после того, как кухне установили кондиционер! Приехавшая Ната, тоже смеялась, но странно как-то, выдавлено. Даже после отправки крысы в последний путь по мусоропроводу какое-то напряжение осталось.