Сергей Романов - Нищие

Афинская взяла телефон и спрятала его за спиной, внимательно глядя на своего любовника: * Подожди, Паша, не торопись. Расправиться с ним ты всегда успеешь. Не стоит сразу пороть горячку, ведь можно и самому в петлю угодить. За квартирой надо понаблюдать. Сам знаешь, как хорошо было бы знать, кто туда входит, кто выходит. А ну как на цыган нападем? А может быть, Кноруса милиция пасет. Всякое может быть...

Яхтсмен с умилением посмотрел на Афинскую. Ему стала приятна её забота о его безопасности. "Хитрая она все-таки баба", - ещё раз с удовольствием подумал Яхтсмен. С такой не пропадешь.

Он испытывал прилив нежности и благодарности. Он подошел к ней и тихо в ухо сказал: * Танюша, я тебя люблю. * То-то. Послушай женщину и сделай все так, как она сказала. Пусть твои ребятки, конечно, самые верные, понаблюдают до вечера за квартиркой. А у нас с тобой есть чем заняться. Не правда ли?

Она посмотрела на настенные часы и спросила: * Не пора ли мне надевать подвенечное платье?

Яхтсмен чмокнул её в щеку. * Ты - прелесть. Наводи марафет, а я пока сделаю пару звонков.

Она пошла в ванную и оттуда донеслось: * Повторяю - только без глупостей.

Он взял телефон и с сожалением подумал, что двое самых преданных и лучших его подельщиков должны были в этот день выполнять роль шаферов во время венчания и праздничного банкета в ресторане. Но ведь не сошелся свет на них клином, к тому же ему самому было бы спокойнее чувствовать этих братков рядом с собой. Да и велика ли задача, посидеть около дома Кноруса и просто понаблюдать за его квартирой? Нет, с этим заданием может справиться любой бык из его группировки. Но, слушаясь совета Афинской, он по телефону все-таки разыскал двух парней, с кем съел не один пуд соли, с которыми он начинал строить нищенское дело.

Когда все приказания и наставления были розданы, в комнату вошла Афинская. Она была в необыкновенном белом костюме. Юбка чуть ниже колен. На блузке - красный бант и красный цветок - в волосах. * Я думаю, подвенечное пышное платье в наши-то с тобой годы одевать глупо... * Ты - великолепна! только и смог сказать он. * А ты все ещё в халате, - с укоризной сказала Афинская и с иронией добавила: - Мне кажется, что ты передумал соединить со мной судьбу. А, Паша? * Одеваюсь, госпожа, одеваюсь, - кланяясь, вышел он из комнаты.

Через десять минут они вышли из подъезда и сели в "Линкольн". * Тебе очень идет черное, - похвалила Афинская. - И бабочка к лицу. Я тобой не перестаю восхищаться и зауважала ещё больше. Ты хотя бы крещеный? Мы ведь с тобой в церковь едем венчаться... * Насчет этого дела успокойся, - сказал он и подумал, что в тот день, когда он договаривался со священнослужителями о венчании, нужно было бы и покаяться во всех своих смертных и неблаговидных делах. Но тогда он отмахнулся от своей идеи. Теперь же, сидя в машине, он сожалел об этом. Хотелось начать новую жизнь чистым, хотя бы перед своей невестой. И покаяние - самое необходимое и самое важное таинство, одна из непреложных заповедей, данных человеку Богом, кем бы он ни был.

Без четверти одиннадцать они подъехали к Елоховской церкви. На площади перед храмом их ждали немногочисленные товарищи Яхтсмена. Афинская пригласила только двух своих подруг, с кем когда-то работала в театре. Жениха и невесту уже поторапливали. Через минуту вся немногочисленная свита выстроилась в указанном священником порядке.

Стоя в храме лицом к алтарю, Яхтсмен чувствовал, как держала его Афинская под руку. Все, подумалось ему, теперь-то она от него никуда не денется. Сколько лет он за ней гонялся! Любил, ненавидел, опять любил.

Священник в полном облачении вышел через царские врата. Он держал в руках Крест и Евангелие. Следом за ним вышел диакон с подносом, на котором лежали обручальные кольца.

Когда священник приближался к ним с двумя зажженными свечами, Яхтсмен уже не помнил, кто он и чем ему приходилось в жизни заниматься. Он не думал о своих грехах, вспоминался лишь деревенский мальчишка, который увлекался лодками и парусами. Тот мальчишка, которого мать, найдя у реки, взашей гнала домой и сажала за уроки. Яхтсмен не сомневался, что это, как и сегодняшний день, было лучшее время в его жизни.

Священник, приблизившись к ним, трижды благословил и дал по свече.

Яхтсмен с благоговением принял её из рук служителя церкви и, глядя на огонек, подумал, что свет - это знак радости. А горячее пламя дает тепло им обоим. Ему все ещё не верилось, что рядом с ним Афинская. Словно, чтобы удостовериться, он посмотрел на нее. Она держала свечу, и её губы что-то шептали, отсутствующий взгляд простирался где-то над алтарем. Свеча в её руках подрагивала. Ему хотелось, как и каждому верящему, думать, что огонь в его руках, здесь, в храме - символ чистоты и целомудрия. Что его жизнь не замкнута. Что он, как и все люди, живет в обществе людей. Он не хотел думать сейчас, среди каких людей ему приходится жить. Он хотел думать, что в эту минуту в нем побеждены рознь и себялюбие, и они вдвоем с Афинской источают свет любви, а выйдя из храма, станут одним единым существом.

Теперь его уже не угнетала мысль о том, что он не успел исповедоваться. Брачный обряд - это уже исповедь перед будущей женой и самим собой. Брак - это доброе. * Благословен Бог наш... - начал Великую ектенью о прощении и спасении венчающихся, священник. И прочтя несколько молитв о продолжении рода, о ниспослании им любви, о сохранении ими твердой веры и единомыслия, закончил: - Яко да Господь Бог наш дарует им Брак честен и ложе нескверное, Господу помолимся...

После молитв священник взял широкое золотое кольцо и трижды произнес: * Обручается раб Божий Павел рабе Божией Татьяне, - произвел крестное знамение и надел его на безымянный палец.

Афинская бледная и, казалось, совсем растерянная стояла, не шелохнувшись, когда священник и ей надел кольцо на палец и окрестил.

Затем со свечами в руках их повели на середину храма. Впереди шел священник, размахивая кадилом. Откуда-то сверху раздались голоса хора: * Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.

Они остановились перед аналоем, на котором лежали Крест, Евангелие и венцы. Священник торжественным голосом нараспев спросил: * Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем этой Татьяны, которую видишь перед собою?

После этого вопроса у Яхтсмена чуть ли не остановилось сердце. Он уже собрался с духом, чтобы ответить "Имею, честный отче", как из дверей храма раздался громкий пьяный голос: * Яхтсмен, браток, на хрен она тебе нужна!

Афинская вздрогнула и повернула голову к двери. Затем презрительно посмотрела на жениха. И Яхтсмену самому захотелось вышвырнуть этого подонка из храма. Это был голос Вазелина. Но он сдержал себя и локтем крепче прижал руку невесты к своему телу. Он сделал лишь невидимый кивок в сторону входа, и тут же застучали каблуки быков, которые приехали на венчание вместе с ним. Он спиной чувствовал, как Вазелина подхватили под руки и поволокли из храма. Но тот ещё успел крикнуть: * Погубит она тебя, браток! Не верь ей, сучке!