Павел Розов - Урок астрономии

Павел Владимирович Розов

УРОК АСТРОНОМИИ

...У солнца нет решительно никаких свойств, по которым мы могли бы выделить его из всего стада неподвижных звезд; поэтому утверждение, что каждая звезда есть солнце, является совершенно разумным...

Галилео Галилей

Я более не упорствую в этом мнении Коперника после чего, как мне сообщено приказание, дабы я от него отрекся. К тому же я здесь в Ваших руках и делайте со мной все по Вашему усмотрению...

Он же, из обращения к Конгрегации Святой инквизиции, 1633 г.

Громко заскрипела высокая резная дверь, разошлись в стороны ржавые алебарды, и великий астроном Мира, Галилео Галилей, нетвердой шатающейся походкой ступил на грязную мостовую Рима. Споткнувшись, едва не растянулся на ней, чудом удержавшись на ногах. Позади расхохотались стражники: здорово же врезали звездочею, что он ни черта не видит перед собой.

Галилей и вправду мало что видел - перед глазами его все еще стояли опротивевшие за месяцы суда рожи членов папского трибунала, и его рука, его собственная рука, подписывающая отречение. Его рука, ставящая крест на результатах всей его работы, на всем, чем он жил и дышал многие годы, на его убеждениях и его вере. По сути, ставящая крест на нем самом. Не помогли ни уловки, ни даже опека его могущественного покровителя Козимо Медичи. Месяцы издевательств, тупого надругательства над его идеями, желания судей не понять, а лишь осмеять и унизить, месяцы непрекращающейся борьбы с глупостью и косностью ума, так ни к чему и не приведшей. Наконец, месяцы постоянного страха перед пытками, и вынесенный Конгрегацией Святой инквизиции смертный приговор - все это сделало свое дело и заставило его, в конце концов, сдаться по всем пунктам, расписаться в своем полном бессилии и, в конце концов, на коленях молить о помиловании.

А то заветное А все-таки она вертится! , готовое сорваться с губ в последний момент, перед уходом из зала суда, то последнее, что могло бы оправдать его хотя бы в своих собственных глазах, но так и не сказанное, теперь потеряло всякий смысл и лишь увеличивало боль от содеянного.

Впереди была пустота. Он был приговорен к ссылке и заключению на загородной вилле Великого герцога, где до самой смерти будет находиться под присмотром, должен будет согласовывать с Конгрегацией каждое свое слово, каждую мысль...

Может быть, это даже хуже смерти. Но все дело в том, что жить в семьдесят лет хочется ничуть не меньше, чем шестнадцать, а вот сил, чтобы сопротивляться, давно уже нет и в помине.

Медленно переставляя уставшие ноги, астроном шел по кривым узеньким улочкам в сторону своего дома. Он не думал о том, куда идет, ноги сами привели его к дому.

Только подойдя к двери он осмелился взглянуть на небо. Мрачное, с низко летящими рваными облаками, небо дождливой весны 1633 года, оно нависло над городом, словно пытаясь раздавить его.

Именно таким оно и должно быть в день отречения - подумал Галилей и с трудом усмехнулся. Он опустил глаза и замер, затаив дыхание.

В нескольких метрах от него, на каменной ограде, отделяющей пустырь от улицы, сидел ангел. Это был мальчик лет двенадцати, сам по себе ничем не примечательный, но в том, что это был ангел, не было никакого сомнения.

Таких глаз не могло быть у простого смертного. Галилею показалось, что в этих глазах он увидел отблеск звезд.

Золотистые локоны, обрамлявшие несколько простоватое лицо мальчика, дополняли впечатление.

Правда, одет он был совсем не так, как полагалось быть одетым ангелу вместо ниспадающей белой туники на нем были какие-то странные облегающие одежды, сверкающие золотом. То ли от этих одежд, то ли от самого мальчика исходило сияние настолько яркое, что глазам было больно смотреть на него.

Мальчик сидел в непринужденной позе, свесив одну ногу, с легкой улыбкой наблюдая за опешившим стариком. В своем золотом нимбе на фоне серого унылого ландшафта городского пустыря он казался настолько неуместным, что Галилей с трудом уверил себя, что он не спит и все это ему не снится.

Появление ангела как такового его удивило намного меньше: он уже давно готовился к подобной встрече и к тому разговору, который за ней должен последовать.

Он понял, что ангел явился именно к нему, а, может быть, и за ним.

- Здравствуй, Галилео Галилей, - просто сказал ангел. Словно прозвенел серебрянными колокольчиками.

Галилей дерзко вскинул на него взгляд, сам удивившись своей смелости, хотя удивляться здесь было нечему: если уж пришлось ему снова повстречать противника, то этот поединок будет вестись по-крайней мере честно и по правилам. Тут он снова вспомнил о произошедшем сегодня, и потупился.

- Здравствуй. Но ты опоздал. Галилея больше нет, он умер сегодня.

- Это неправда. Галилей стоит передо мной.

Галилей проглотил колючий ком, застрявший в горле, и снова посмотрел на собеседника.

- Я отрекся сегодня. Отрекся по всем пунктам. Они заставили меня...

- Я знаю. Не держи на них зла. Они слепы и потому боятся всего нового и незнакомого. Но ты не должен был сдаваться.

- Что я мог поделать? Я стар и слаб...

Ангел свесил вторую ногу и наклонился к нему.

- Все люди слабы. Такова их природа, но одни из них при этом правы, а другие - нет. И правоту свою должны отстаивать.

Астроном беспомощно развел руками:

- Но я сдался. Теперь все это уже не имеет никакого значения. - И хоть он и понимал, с кем разговаривает, он повернулся, чтобы уйти. Продолжать этот разговор не было никакого смысла.

- Постой! - услышал он сзади и остановился. - Да, ты сдался. Но разве ты чувствуешь себя побежденным?

Галилей хотел сказать, что именно так он себя и чувствует и что это, пожалуй, самое мягкое определение, но вдруг дыхание его сперло, а сердце забилось гулким колоколом. Он почувствовал, что же все-таки крылось за этими скупыми фразами, оброненными ангелом. Он заговорил медленно, подбирая слова, не давая своему предположению превратиться в уверенность.

- Ты хочешь сказать, что я не побежден. Что я прав. Значит... - голос его сорвался на шепот: - Значит, она все-таки?... - он опять не смог выговорить самое главное.

Он испугался, что не получит ответа на свой вопрос, его приговора, приговора самой высшей инстанции. Он был уже почти уверен в том, каков ответ на его вопрос, но он хотел услышать это из ЕГО уст. Галилей пытливо уставился на мальчика, губы его дрожали.

И тут мальчик совершенно неожиданно рассмеялся. Его смех показался Галилею лучшим из того, что он слышал в своей жизни - этот смех дарил надежду.

- Ну конечно же! Конечно она вертится! И тебе это известно не хуже, чем мне!

От этих слов старый астроном покачнулся и едва устоял на ногах.