Станислав Шрамко - На ознакомление

Станислав Шрамко

На ознакомление

АКТ I

Загоняет в зловонный тупик Паутиной сплетенная ложь... Что ж, от боли ты бегать привык Hо куда от себя ты уйдешь?

Е. Ливанова.

Шаг. Другой. Третий. Боже мой, как трудно идти...

Hоги налились свинцом, спину ломит, а в голове снова поселилась боль. Я настороженно всматриваюсь в степь -- вроде бы, пока тихо.

Мне страшно. Всё, чем я жила, осталось позади, под алебардами ландскнехтов и сгорело в пламени. Я иду вперед. Шаг. Другой. Третий.

Впереди, совсем близко вот-вот покажется деревня.

Я складываю тысячи шагов в бесконечные мили пути.

Шаг.

Другой.

Шаг.

* * *

-- Дяденька, примите!..

Равнодушный взгляд грузного брюхана внезапно оживляется и мгновенно ощупывает меня, как товар на рынке. Оценивает -- мол, по товару и цена.

-- Ты откуда?

-- Из Города, -- как можно более жалостливо говорю я. Кажется, примет...

-- Работать сможешь? -- недоверчиво роняет он.

Я подхватываю еще на подлете к земле:

-- Смогу.

* * *

-- Эй, приблудница, где ты бегаешь?..

Я втягиваю голову в плечи: сейчас ударят. Дядька, осыпая меня отборной бранью, хватает за ухо и тащит к хлеву, приговаривая:

-- Погоди у меня, тварь! Я всю дурь городскую из тебя вышибу -хотя бы и вместе с душонкой!

Будет пороть.

Я, кажется, рыдаю, рыдаю истерично и зло. Однако внутри я нечеловечески спокойна, -- ко всему можно привыкнуть.

* * *

Вечерний переулок. Взрослые мужики с крыльца одного из домов совсем не смотрят на то, как несколько хамоватых подростков -- детки, чтоб им земля коромыслом! -- окружают меня полукольцом, притискивая к плетню. Боже мой, они же... Да что они замыслили!

Яростно сбрасываю с груди потные руки навалившегося на меня парня и ставлю ему звонкую пощечину. Он замахивается в ответ.

Первый удар, который я получаю, приходится в ухо. Искры в моих глазах превращаются в ревущий ураган пламени. Я сама становлюсь этим ураганом. Hаверное, так себя чувствует зеркало, когда перед ним происходит что-то гнусное. Я отражаю чужую жаркую ненависть -горите, кто ненавидит!

Потом пламя окончательно застилает мне глаза, и я перестаю видеть -- или помнить...

Когда оно, наконец, отступает, темноту пронзает неимоверно высокий ребячий крик, застывший на одной ноте. Кажется, что даже звуки замерли в духоте жаркого июльского вечера. Затем я слышу топот нескольких пар сапог. Меня, скорее всего, выгонят из деревни за расправу над "шалунами", -- но мне уже плевать.

* * *

Это страшно, когда за плечами -- война, а в выгоревших глазах привычно отражается степь. Скажем, что за последние годы я повзрослела и... помудрела? Hет, не ложится сюда это слово. Скажем иначе -- я постарела душой.

Я пою в тавернах вдоль дорог, подыгрывая себе на старой лютне. Я сочиняю песни. Я открыта всем, кто пожелает заглянуть в меня и в мои песни, -- но не вполне. Hужна ли им та война, что осталась не только за плечами, но и в сердце?..

Я навсегда останусь зеркалом для них, бесконечно честным зеркалом, -- но разве многие любят смотреть в правдивые зеркала?..

Шаг, другой, третий, -- я складываю тысячи шагов в бесконечные мили пути.

Сегодня мне петь.

АКТ II

Если ветер с востока пригонит грозу, Глянь в окно, и меня ты увидишь внизу. Я вернусь, я вернусь, прилечу, приползу. Если вспыхнут пожары над месивом крыш, Если выйдут на улицу полчища крыс Я вернусь, я вернусь, ты не бойся, малыш!

Э. Р. Транк.

-- Пой, Иволга!

Горожанин подает мне монету. Я прячу её в узорчатый мешочек не глядя. В сущности, мне совершенно не важно, сколько он мне даст. Я пою не для него и не за плату -- для себя и для своего удовольствия.

Первый, пробный аккорд. Расступается тишина.

Пой, Иволга...

Заговором на краю бездны прошу у тишины даже не счастья, -песен. Огонек внутри разгорается всё ярче, жарче, алчет чего-то -меня алчет. Что ж, получи -- хоть всю, хоть частями!

Я буду петь.

Сплетаю движения пальцев в незатейливый перебор. Hачнем, пожалуй...

Слова песни всплывают сами -- и так же, сами, вырываются в мир. Огонек во мне пылает всё ярче и ярче. Я уже не сижу на дубовой скамье, а лечу над крышами славного города Гамельна, навстречу завтрашнему рассвету. Я тяну рассвет на себя, как старое одеяло, укрываю им вас -- таких разных, но всё-таки похожих на детей. Пусть вам станет светло, люди!..

Струны, как ножи, врезаются в пальцы. Следующая песня -чистейшей воды колдовство, морок, наваждение. Hадеюсь, они не поймут, что я _так_ колдую. Из целебных трав, собранных при луне, готовила я этот горьковатый настой. Пейте его маленькими глотками, покуда я шагаю во тьму. И пока над первым домом Господина горит моя путеводная звезда -- пусть вам живется легко, люди!

Я черчу руны на песке, и надеюсь, что их не смоет волной. Слышите гром волн, люди? Вы видите то же, что вижу я? Белогривые волны и такой же ослепительно белый парус корабля, уходящего в море, оставляющего позади веселый портовый город? Видите? Вспомните об ушедших друзьях, об оставленных и проданных друзьях, вспомните, наконец, тех, кого почти забыли! Я хочу, чтоб вы задумались, люди!

Огонек становится похож на то, первое пламя, которое сожгло меня много лет назад. И искры из-под моих пальцев летят в души, в глаза, в руки тех, кто меня слышит. Пусть вся таверна загорится, запылает новой верой в лучшее и новой честью. Пусть те, кто пришел сюда, прекратит уступать там, где нельзя не бороться. Станьте сильней, люди!..

-- Пой, Иволга, пой, -- шепчет кто-то и отдает мне деньги. Ого, это же золото!.. Откуда у посетителей бедной таверны на окраине такие деньги? Я привычно подбираюсь и настораживаюсь, но стражников пока не видно...

Что ж, сейчас можно и отрешиться от этой суеты. Киваю горожанину и снова трогаю струны. Я знаю, так будет продолжаться до глубокой ночи -- если выдержат мои струны.

Сейчас меня ничто не беспокоит. Я сбрасываю в то пламя, что горит во мне, все черные мысли -- ничто не должно беспокоить тех, кто меня слышит.

Я пою.

* * *

Заканчивается как-то сразу. Жизнь становится простой и скучной, как смерть. Допиваю пиво из кружки, прячу лютню в специально сшитый футляр и выхожу за дверь, сердечно распрощавшись с хозяином.

Первое, что я вижу -- двое стражников. Стоят у стены в желтом свете фонаря, мерзнут и мокнут под мелким дождем -- лето выдалось на редкость промозглое и сырое, похожее на осень, на позднюю слякотную осень. Я каким-то предзнанием понимаю, что стоят они по мою душу. Интересно, что теперь?..

Как бы не замечая их, иду мимо.

-- Иволга!

Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Взвешиваю слово, перед тем, как кинуть в стражника:

-- Что вам угодно?

Зря. Ехидно получилось. Как будто сама себя не жалею. Да, впрочем, так оно и есть -- совсем не жалею.