Елена Бурмистрова - Исповедь учителя, или История длиною в жизнь

– Вот именно, одноклассники, а не вы с ним. Ты когда-нибудь думала, кто он для тебя? Или у тебя до сих пор игрушки? У него семья! Он живет в другой стране! Не трогала бы ты его! Раньше надо было думать!

После этих слов мне стало совсем грустно.

– Да? Что-то ты Его так не оберегала раньше, – резко ответила я.

– Оставь человека в покое! Не помнишь, чем закончилась Его вселенская любовь к тебе? Хорошо, что спасли! Жила бы с этим всю жизнь!

– Я давно оставила Его в покое. И то, что случилось, я тоже хорошо помнила. Меня этот случай всю жизнь мучает. Мне стыдно и страшно об этом вспоминать, но это было, я ничего с этим не могу поделать.

– Лен, не пиши! Не отвечай! Не развивай тему! Ты пожалеешь, запомни это.

– Мне сорок лет, и я давно уже никому не нужна, – напомнила я Наталье. – И Ему в том числе. Мне просто интересно, как у него сложилась жизнь, почему он живет в другой стране, как туда попал.

– Ты хочешь, чтобы Он тебе это рассказал за чашечкой кофе? – съязвила Наталья.

– Нет, чтобы написал, – я сделала вид, что не заметила, на что она намекает.

– Кстати, по поводу сорока лет, тебе кто-нибудь дает столько? Посмотри на аватарку. Серёжка у меня недавно спросил: «Какого года у Ленки фото?» Когда я сказала, что ты вчера фотографировалась, он ответил: «Бомба! Она на какой диете?»

– На специальной, – ответила я словами из любимого фильма.

Мы так и не пришли к консенсусу.

– Иди в свою школу, отвлекись, начни готовить какой-нибудь открытый урок! Не трогай Его! – завершила свою сокрушительную речь подруга.

Мне очень хотелось с Ним переписываться. Я вспомнила Наташкины предостережения, но в тот момент мне было всё равно. Я Ему послала «поцелуй» и отключилась. Интерес вспыхнул с неимоверной силой.

Когда я в очередной раз зашла в Одноклассники, сообщение от него было всего одно, но оно меня порадовало. «Ты не представляешь, как мне хорошо от того, что ты меня поцеловала, словно на 20 лет назад откинуло».

Мы вновь начали общаться спустя 20 лет, договорившись написать о себе всё, что с нами происходило после расставания. И тут я начала замечать за собой странные вещи. Например, меня раздражало в нашей переписке, что Он иногда упоминал женщин, которые появлялись в Его взрослой жизни. Об одной Он даже говорил с особой нежностью. Ревность? Я не имела права Его ревновать. Да и теперь это было глупо. Я всё понимала и удивлялась, какое я вообще имею право предъявлять претензии к Нему? Кто я? Я отказалась от Него в той жизни, я Его предала, а Он ненавидел предательство больше всего. Чем больше Он мне писал, тем больше я понимала, насколько непростой была Его жизнь. Он выплескивал на меня массу событий, которые произошли без моего участия. Он раскрывал мне свою душу. Многие Его письма я перечитывала по десять раз. Чем больше я с Ним общалась, тем больше тосковала. Всплыли в памяти все события в подробностях. Я тосковала по нашей молодости. Не в силах справиться с проблемами одиночества, мне захотелось полностью погрузиться в воспоминания. Ничего хорошего из этого не вышло – у меня начиналась депрессия.

***

Вы любите свою работу? Только ответьте честно. Я любила. Раньше. Разочарование в профессии настигает внезапно. Обратного пути нет. И вот уже депрессия – ваше второе имя. Вы постоянно ощущаете, что сил не осталось, эмоций тоже нет, а то, что вы делаете –делаете по инерции. И посещают мысли: не дай Бог, опять на вас обрушится любовь воспитанников! Почему «не дай Бог»? Потому, что ответить уже нечем. Иссякло. Вы ясно понимаете, что педагогика априори неблагодарное занятие. Дело это незаметное, простое, служивое. И перед вами встает выбор: либо вы просто и незаметно служите, либо убегаете из школы со словами: «И не надо поздравлять меня с Днем учителя!»

Было время, когда я ходила на работу, как на праздник. Каждый день я словно на крыльях летела в свой уютный кабинет и с отличным настроением начинала вести уроки. Мне нравилось учить детей. Я наслаждалась процессом. Я никогда за всю педагогическую практику не испытывала серьезных проблем с классами и даже с отдельными личностями. Конечно, было всякое, но глобальных конфликтов не было. Гораздо тяжелее мне давалось общение с коллегами. Женщины остаются женщинами.

В школе работать непросто. Это знают все. Большинство людей просто не предназначены для такой работы, потому что не способны выдерживать все то, что предлагает и преподносит современная школа. Я выдержала. У меня было столько трудностей, что сейчас я с ужасом об этом вспоминаю. В начале моей педагогической деятельности коллеги надо мной открыто издевались. Спросите, почему? Я не знала. Догадывалась, но своими догадками я еще больше убивала в себе веру в людей.

Они приходили ко мне на уроки только для того, чтобы найти всё плохое, что только можно было найти. Причем, никто о посещениии уроков меня не предупреждал. Просто открывалась дверь, и учителя ставили меня перед фактом: «Мы пришли к Вам на урок». В то время я не знала, что никто не имеет право приходить ко мне на уроки без предупреждения, даже администрация, не говоря уже обо всех остальных. На обсуждении урока, после моего самоанализа, коллеги, закрывая глаза от удовольствия, проговаривали мои недочеты и промахи. Нет, они не учили меня, они пытались проучить. За то, что я им так не нравилась, так сильно их не устраивала. И чтобы впредь никуда не высовывалась. Это была самая настоящая травля. Мой диплом магистра и диссертация не давали никому покоя.

Один случай мне до сих пор тяжело вспоминать, вы сейчас поймете, почему. Однажды ко мне в кабинет зашли все «англичанки» нашей школы, протянули мне листы всероссийской олимпиады и сказали: «Елена Валерьевна, сделайте срочно, нам ответы нужны будут уже после обеда, сказала руководитель методического объединения». Остальные стояли рядом и загадочно улыбались.

Я увидела, что это олимпиада для 9-11 классов. У меня по расписанию было ещё три урока. Я лихорадочно соображала, что мне делать. Эти задания не для третьего класса. Сделать быстро их невозможно. Да и когда делать? На уроке? Я растерялась и ответила отказом, сказав, что у меня плохое самочувствие, и я не смогу сейчас сидеть с этими заданиями. Я не люблю обманывать людей, да и не умею. Видимо, поэтому на следующий день все в школе говорили, что я не смогла сделать задания олимпиады. И только спустя два года я узнала, что ключи к заданиям всегда прилагаются, откуда бы эта олимпиада ни спускалась. Так что это было? Все прекрасно понимали, поняла и я.

Замечаний в свой адрес я слышала неимоверно количество за мою педагогическую деятельность.

«Все люди, как люди, а ты с планшетом», – услышала я после того, как посидела с компьютером на одном из совещаний. Педсоветы я не любила. Грешна, не люблю и сейчас. Когда я сама проводила семинары, я просила убрать многочисленные дела моих коллег в сторону и просто ждала, когда они все это сделают. Потом начинала говорить. Учительская привычка притягивать внимание срабатывала и тут. Не любила, когда на собраниях учителя проверяли тетради. А коллеги не любили меня. У ненависти ко мне было несколько пунктов. «Стерпеть от тебя можно всё: и популярность среди учеников, и креативность в продвижении учебных заведений, и писательский талант, но красоту…» – как-то сказала мне коллега, спустя много лет. Тогда, когда мы уже разбежались в разные стороны из школы. Я не обращала внимания на реакцию людей на мою внешность в то время. Только сейчас я понимаю, что это значило.