Кристиан Зальцманн - Книжка для раков. Книжка для муравьев (сборник)

Полотно пилы – стальное, длинное, широкое, новое, гладкое, тонкое.

Зубья пильного полотна – острые, разведенные, толстые, короткие.

Петли для крепления у пильного полотна – длинные, узкие, тонкие.

Рама пилы – деревянная, новая, большая, составная.

Рукоятки рамы – деревянные, изогнутые, толстые, длинные, широкие.

Отверстия для втулок у рукояток – круглые, большие.

Ручки пилы – деревянные, короткие, круглые, толстые.

Втулки ручек – короткие, цилиндрические, толстые, с засечками.

Перемычка пилы – деревянная, длинная, толстая, прямая.

Бечевка пилы – пеньковая, длинная, крепкая, натянутая, скрученная, новая.

Натяжное устройство пилы – деревянное, длинное, клиновидное, узкое [39].

Подобно тому как созерцание природы и искусства должно использоваться в качестве средства воспитания, точно так же и всему остальному занятию нужно постараться придать такую форму, которая будет способствовать достижению этой цели – упражнять силы и воспитывать детей.

Таким же способом, как при созерцании природы и искусства, и на остальных первых уроках все должно подводиться к созерцанию – если не к внешнему, то к внутреннему. Например, на уроках языка вначале нужно использовать исключительно такие книги, при чтении которых в юной душе пробуждаются представления, которые либо она сама получила благодаря созерцанию и поэтому может легко вызвать их снова, либо находятся с таковыми в родстве. Обозначения сверхчувственных предметов могут вообще в них отсутствовать. Звуки, с которыми ребенок не может сразу связать представление, его не привлекают, у него нет склонности их воспринимать, а если он их и воспринимает, то ему нет от них никакого проку, потому что при этом он вообще ничего не думает или думает о чем-то совершенно неверном. Именно поэтому вначале с детьми пока еще не стоит заниматься грамматикой.

Сейчас это в общем и целом принимается, поскольку во многих детских хрестоматиях, написанных на живых языках, чувствуется стремление беседовать с детьми о вещах, находящихся в их поле зрения. На латинском языке такие книги уже редки, а немногие имеющиеся используются далеко не всегда. На занятии по этому языку слишком быстро переходят к сочинениям римских писателей, где имеется множество слов, с которыми у детей не связаны какие-либо представления, и это, несомненно, является главной причиной того, почему у многих детей не видно особого желания изучать латынь. Именно из-за этого становится все привычнее освобождать от изучения этого языка тех мальчиков, которые не собираются учиться дальше. С этим я не могу согласиться. Многие европейские языки возникли все же на основе латыни, и их легче выучить, если заложена хорошая основа в виде латыни; кроме того, этот язык столь повсеместен, что нелегко читать книгу на современных языках, где тут и там встречаются куски на латыни, непременно становящиеся камнем преткновения для читателей, которые совершенно с ней незнакомы. Поэтому необходимо, чтобы для образованных сословий этот язык не был совершенно чужим. Если бы воспитатель настолько хорошо знал латынь, что мог бы писать сочинения на несложной, но настоящей латыни о выставленных напоказ предметах природы и искусства, об удивительных происшествиях в семье, словом, о вещах, которые дети видели, зачитывал эти сочинения детям, просил их повторять за собой вслух и переводить на немецкий, то он ощутил бы от этого великую пользу. Это доставило бы детям удовольствие, они запомнили бы множество латинских слов, познакомились бы с некоторыми особенностями языка, а в будущем при чтении книг латинских писателей они столкнутся с меньшими трудностями.

Если бы я писал книгу о воспитании детей, то должен был бы подробно рассказать о всем уроке, который должны получить дети; но так как я веду речь о воспитании воспитателей, будет достаточно дать им одно очень важное указание: молодые люди, посвятившие себя воспитанию, по сути дела, должны учиться.

Когда, дорогие друзья, я смотрю, как большинство из вас готовят к вашей профессии, то могу разве что посочувствовать вам и бедным малышам, которых вам доверят воспитывать. Вас учат древним языкам, немного географии, истории и математике, в крайнем случае немного французскому и музыке, вы слушаете курс по философии и теологии и полагаете, что из вас подготовили воспитателей.

А если теперь вам отдадут на воспитание Франца, Роберта, Штефана, пятилетних мальчиков, с чего же вы с ними начнете? Что из всей вашей учености вы сможете использовать в этой своей сфере деятельности? Почти ничего. Эти малыши пока еще целиком зависят от видимого мира, благодаря его созерцанию у них должна развиваться наиболее благородная их сторона и приобретаться восприимчивость к сверхчувственным представлениям, а вы – вы будете чужаками в видимом мире. Окружающие вас повседневные вещи вам неизвестны, а для многих вы не сможете указать даже названия. Вы ходите со своими детьми по природе, как крестьянин по Дрезденской галерее. «Видите, – говорит Роберт, – птицу, которая сидит вон на той ветке? А как она называется?» – «Не знаю», – таков ваш ответ.

С цветком в руке подбегает радостный Франц и спрашивает, не знаете ли вы, что это за цветок? Следует тот же самый ответ.

И вот наступает урок. Цветы и все остальное, что дети принесли с собой из видимого мира, у них отбирают, влечение рассматривать, которое у них так велико, подавляется; вместо цветов вы даете им в руки книги, а вместо предметов демонстрируете им знаки предметов, изучать которые им совершенно не хочется. И вот по всему объединению, в котором вы могли бы так счастливо жить, распространяется недовольство; дети не могут полюбить человека, не умеющего беседовать с ними приятным для них образом, а вы с недовольством смотрите на ваших детей, которым ваши уроки совсем или почти совсем ничего не дают.

Итак, друзья, прислушайтесь к совету старого воспитателя и больше знакомьтесь с видимым миром, придерживаясь наставления, которое вы найдете в следующем разделе.

Теперь я представлю себе воспитателя, который, как мне бы того хотелось, формируется в кругу своих воспитанников. Он показывает им один предмет за другим из мира животных и растений и мастерских человеческого искусства, приковывает к ним их внимание, беседует с ними об этих предметах приятным для себя и для них образом, упражняет чувствительность и различные душевные силы малышей и уже в первые дни ощущает самые благотворные последствия этого. Этим занятием он каждый день заполняет пару часов.

Но так как каждый день имеет более двух часов, то чем, спрашивается, заниматься с детьми остальное время? Это трудный вопрос, который могут решить лишь немногие воспитатели. «Ну, развлеките меня, дорогой господин Рихард!» – однажды сказал своему гувернеру один маленький барин, начавший изнывать от скуки. Было ли это желание несправедливым? Надо ли не любить маленького человека, который проявляет отвращение к скуке?