Вардан Торосян - Концепции современного естествознания

Своеобразный синтез двух ведущих натурфилософских концепций античности – атомистической и платоно-пифагорской, достигается у Аристотеля (384–322 до н. э.) – «Учителя» Древности. Сохраняя деление мира на подлунное и надлунное, земное и божественное, Аристотель убежден, что истинным бытием обладает, представляя равный интерес для исследования, любая конкретная, изменчивая вещь – а не только первооснова явлений природного мира. В знаменитой картине Рафаэля «Афинская школа» Платон указывает на небо, а Аристотель – на землю, именно в ней находя объяснение земным явлениям. Концепция Аристотеля в корне отличается не только от идеализма Платона или пифагорейцев, но и от предшествующего материализма со столь же вечными и неизменными как эйдосы, первоначалами. Любые явления в природе, связанные в единую причинную цепь, целесообразны. Любая вещь, по Аристотелю, представляет собой сочетание материи и формы как бытия в возможности (и об этом мы вспомним в XX веке!). Любая вещь под влиянием четырех классифицируемых Аристотелем причин (материальной, формальной, действующей и целевой) рождается, изменяется и гибнет.

Объяснение процессов изменения, движения – одна из главных задач аристотелевой натурфилософии. Ведущим в ее решении был принцип естественных мест и естественных движений. Так, выпущенный из рук камень падает на землю, а огонек свечи тянется к Солнцу (т.е. подобное к подобному – естественное движение к своему естественному месту). Хотя и в наивной форме, этот принцип на многие века предопределил развитие механики. В целом же учение Аристотеля, подвергаясь соответствующим трансформациям, прошло через полтора тысячелетия Средневековья и Возрождения, многие его положения по-новому осмысливаются в науке XX века.

В условиях изменяющейся общественной жизни реалистическая концепция Аристотеля приобретала авторитет и своей направленностью на практические нужды. Аристотелю принадлежат и такие «технические» заслуги перед наукой, как чертежи для иллюстрации рассуждений, буквенные обозначения величин. Он был первым, кто понял необходимость научной специализации, организации науки. Вместе с тем Учитель провозглашал самоценность научного знания, независимо от его приложений.

После Аристотеля начался процесс специализации наук, имевший две стороны. С одной стороны, это привело к серьезным успехам в механике, математике, геодезии, картографии, строительном деле, развивавшихся под влиянием практических запросов. Был сделан ряд замечательных изобретений, от измерителя пути до сложных гидротехнических автоматов. Легендарную известность приобрели открытия и изобретения Архимеда (287–219). Не менее знаменит был Герон Александрийский (ок. I века) – изобретениями пожарного насоса, сифона, водяного органа – гидравла и даже автомата для открывания дверей храма.

С другой стороны, крен в сторону такой сугубо практической нацеленности приводил к тому, что науки о природе, утрачивая теоретический характер, превращались в ее описания (ярчайший пример – «Естественная теория» Плиния). Наука все более утрачивала интерес к своим основаниям. Вершиной такой практически нацеленной науки явилась для античности геоцентрическая астрономическая система Клавдия Птолемея (85–160), прослужившая целых 18 веков! Завершая начатую Эвдоксом и продолженную Аристотелем и Гиппархом программу создания небесной механики, Птолемей действовал сугубо как астроном – вычислитель. Его не смущало, что в его системе использовались различные геометрические конструкции для различных небесных тел – лишь бы расчеты сошлись. Тем более его не волновала «проблема Гиппарха» – почему одни и те наблюдения могут быть описаны совершенно различными моделями и теориями.

Античная культура, начавшаяся как «прекрасный май, который цветет лишь однажды, и никогда более» (И. Гете), исчерпала себя и была смещена христианским Средневековьем.

Средневековье как тигль античного и христианского мировоззрения. Теоцентризм как мировоззренческая и методологическая норма. Схоластический эмпиризм. Символизм средневековой книги природы. Ученый как маг. Алхимия и астрология как феномены средневековой культуры.

Концепция двух истин. Метод воображаемых допущений. Формирование в схоластической оболочке проблем и методологических принципов естественнонаучного познания. Номинализм и реализм. «Бритва Оккама». Проблема теодицеи, ее связь с эволюцией научного мышления. Средневековый путь к коперниканской революции.

Эпоха, пришедшая на смену античности, резко контрастирует с несостоявшимся «золотым веком» и пролетевшим «прекрасным маем». В социокультурных условиях Средневековья свободная игра духа, восхищение человеком и его творениями сменяются его уничижением, бесправием даже в духовной сфере. В значительной степени это оказалось обусловленным принципами и нормами христианского вероучения. Возникнув как религия угнетенных и обездоленных, христианство обещало утешение в загробной жизни как награду за смирение, покорность, аскетический отказ от земных, бренных желаний и стремлений, нивелирование личности. Смирение и покорность – на любых ступенях сословной лестницы (пред феодалом, государством, папой, Господом) воспитывала и феодальная система, сменившая рабовладение.

Нашему современнику указанная эпоха представляется как «средняя» между античностью и Возрождением. Не все, однако, знают, что так она была названа в христианской Европе ее современниками, как период между первым и вторым пришествием. Ожидание страшного суда, неоднократно объявляемого, накладывало эсхатологический (гр. эсхатос и логос: учение о конце) отпечаток на весь образ жизни, образ и содержание мышления. Интерес средневекового человека (в том числе и ученого) был направлен не на внешний мир, а внутрь себя, служа одной главной цели – спасению души. Тем не менее десять «средних» веков (IV–XIV), вопреки бытовавшему еще недавно мнению о них как «перерыве в ходе истории», «мрачной темнице духа», явились чрезвычайно важным «тиглем» идей (тигель – сосуд для перемешивания химических веществ), действительно необходимой перемычкой между античностью и Возрождением. Сказанное относится как к социально-экономическим условиям, так и к общекультурным. Что касается научной мысли, то в конечном итоге средневековая наука как бы врастает в ренессансную, и между ними оказывается даже больше общности, нежели различий – при принципиальных отличиях средневекового стиля мышления от ренессансного.

Хотя средневековье, в силу своих социокультурных условий, не создало новых научных программ и концепций, оно сохранило и провело через целое тысячелетие ведущие темы и понятия античной мысли, трансформировав, переосмыслив и отточив их. Конечно, указанный процесс проходил в русле, формируемом религиозном мышлением, целями и средствами религиозной схоластики (от греч. «схоластикус» – «школьная» философия, заранее направляемая задачей обоснования христианских догматов). Строго говоря, и в античности научные идеи выводились телеологически (из представлений о замысле творца; гр. «телеология» – учение о цели). Античные боги, однако, были как бы сторонними наблюдателями природных процессов, не возбраняя простым смертным составлять «мнение» о них. Теперь же эти представления носили всецело теоцентристский характер. Теоцентризм (гр. «теос» – божество) стал непреложной мировоззренческой и методологической нормой средневекового мышления, исходным пунктом и решающим аргументом в обсуждении каких угодно вопросов, а любой спор решался апелляцией к авторитету Священного писания. Научные результаты следовало включать в религиозную картину мира – часто весьма эклектическим, противоречивым образом. Можно понять, почему критика любой части этой КМ «считалась чем-то гораздо более серьезным, чем простое интеллектуальное совершенствование, и рассматривалась скорее как нападение на весь порядок общества, религии и самой Вселенной» (Дж. Бернал. Наука в истории общества. – М., 1956. С. 183).