Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 2009 № 01 (979)

Так вот задача научных журналистов — побороть эту немоту, стать, образно говоря, губами и языками ученых, а нередко и их глазами и ушами.

Разумеется, налицо голый схематизм, грубое упрощение. Конечно, исследователь — это не просто устройство, а такое, что способно к совершенствованию. Но генеральная идея состоит в том, что сам механизм науки как саморазвивающейся системы требует от ее творцов, ученых, передавать полученные ими знания другим людям, потому что только следующие поколения, если они будут правильно обучены и воспитаны, смогут найти ответы на постоянно возникающие в науке все новые и новые вопросы. За последние несколько сот лет мы достаточно поумнели для того, чтобы перестать верить, будто науке под силу раскрыть все тайны Природы. Напротив, чем глубже проникает она в эти загадки и шарады, тем яснее становится, что объем неизведанного больше — и всегда или, во всяком случае, очень долго — будет больше того, что нам известно. Каждое новое открытие расширяет горизонты того, что предстоит узнать, поскольку открывает новые миры, о которых ранее и не подозревали.

Это — конец прелюдии, ставящей вечный вопрос для российской интеллигенции, вопрос, корни которого — в названии знаменитого романа, написанного Николаем Гавриловичем Чернышевским. Роман этот — блестящий пример популяризации наук, в данном случае социальных. Хотя, с точки зрения чистой литературы, написан он из рук вон плохо, хотя язык его довольно-таки суконный, а сюжет донельзя примитивен, роман «Что делать?» пользовался огромным успехом у российской интеллигенции именно потому, что очень понятно, в образной форме выразил суть новых революционных идей, нарисовал уголок социалистического общества таким, каким он виделся революционным демократам того времени, которые, однако, писали об этом грядущем рае на земле совершенно заумные статьи и произносили мало кому понятные речи. Таким образом, можно сказать, что революция октября семнадцатого года, последствия которой мы еще долго будем ощущать, была до известной степени подготовлена талантом научного журналиста, популяризировавшего новые социальные идеи. Недаром с такой язвительностью, даже злобой, ему вовсе несвойственной, обрушился на него Владимир Набоков в своем «Даре», Чернышевскому посвященном.

10 сентября 1948 года Альберт Эйнштейн закончил свое предисловие к книге Линкольна Барнетта «Вселенная и доктор Эйнштейн». Более полувека прошло с тех пор, и сегодня практически каждое слово, написанное или даже произнесенное великим физиком, хорошо известно и повторялось вновь и вновь в бесчисленных цитированиях. Тем более странно, что несколько очень важных и мудрых фраз, рожденных воображением и разумом Эйнштейна тем сентябрьским днем в его доме в Принстоне, штат Нью-Джерси, смогли ускользнуть от внимания и его последователей и его критиков. Единственное правдоподобное объяснение этому удивительному факту, которое я в силах измыслить, состоит в том, что книга, к которой он писал предисловие, была не научной, а научно-популярной. А, как известно, «настоящие» ученые не тратят свое драгоценное время на чтение подобной литературы, потому они и просмотрели несколько станиц предисловия, написанных рукой Эйнштейна. С их стороны это даже не ошибка, а непростительная глупость, какую ни один настоящий — в этот раз я употребляю это слово без всяких кавычек — ученый не может себе позволить. То есть не читать научно-популярную литературу, не критиковать ее, когда она того заслуживает, а главное — не извлекать из нее пользу для своей работы.

В том написанном полвека назад предисловии, не слишком хорошо известном в научном мире, есть слова, полные для нас глубокого смысла:

«Никак нельзя мириться с тем, чтобы каждое новое достижение в науке было известно лишь нескольким ученым в этой конкретной области, даже если им удастся вполне оценить его, развить и применить в своей работе. Сузить круг людей, которым доступно знание, до небольшой группы посвященных — значит умертвить философский дух народа, а отсюда прямой путь к духовной нищете».

Другими словами, Альберт Эйнштейн более полувека назад понимал, что просвещать простых людей с улицы в научном отношении, держать их в курсе тех усилий, что предпринимаются научным сообществом, есть долг ученого перед обществом, в котором и благодаря которому он живет и предается чистым радостям постижения Истины.

Но в то же время сам процесс изложения результатов своего исследования в доступной неспециалисту форме дает ученому редкую возможность увидеть свои собственные повседневные научные занятия и заботы как бы со стороны или, лучше сказать, — с высоты, впервые рассмотреть место своей работы в общей картине мировой науки и накопленных людьми на данном этапе развития знаний. Не единожды случалось, что, пытаясь объяснить свою работу кому-то другому, ученый неожиданно для себя понимал — быть может, по-настоящему лишь впервые — истинный смысл своих исследований, ранее скрытый от него чередой ежедневных рутинных дел и забот.

«Вначале было Слово...» Оно — и в центре гравюры Маурица Эшера, так и названной им «Verbum». И от него, как от отправной точки, расходится лучами все сущее на Земле

И теперь скрытый смысл эшеровских «Рисующих рук», служащих зрительным эпиграфом к этим строкам, становится кристально ясен. Правая рука, стремясь описать себя на листе бумаги, в то же самое время описывается левой, а в результате истинная сущность обеих из них предстает перед нами.

Другими словами...

Это словосочетание используется столь часто не потому, что сложно найти какой-нибудь иной синонимический оборот, а потому, что перевод с одного языка, связанного с определенным строем мысли, на другой, построенный на отличном от первого способе понимания мира, как раз и есть именно то, чем чаще всего озабочен научный журналист. Это — основа его профессии. То есть, другими словами, научная популяризация есть среди всего прочего еще и могучее, а часто и уникальное, то есть единственно возможное средство для понимания смысла научной деятельности. В том числе — и самим ученым, которому время от времени необходимо посмотреть на свои труды и заботы со стороны, рассказать о них в простых и понятных словах хотя бы себе самому.

75 лет назад, 1 января 1934 года, по постановлению ЦИК в СССР в качестве высшего научного учреждения в области архитектуры была создана Академия архитектуры СССР. В этот же день в Москве открылся Государственный научно-исследовательский музей архитектуры, с 1949-го — имени А.В. Щусева.