Валентина Журавлева - КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ, 1959-60

Как из гаммы звуков возникают бесчисленные музыкальные образы, так неисчерпаемо богатство комбинаций, зарождающихся на 64 клетках шахматной доски. Шахматы притягательны своим творческим содержанием.

Применяя аналогию, могу сказать, что утверждение автора рассказа о превосходстве шахматного автомата над человеческим мозгом означает для меня то же, что для музыканта мысль о превосходстве возможной машинной музыки над бессмертными творениями Бетховена, Чайковского, Верди.

Ольга КАЦКОВА,

научный сотрудник Вычислительного центра АН СССР,

чемпионка Москвы по шахматам

О оставить программу для игры в шахматы на электронной машине, безусловно, очень трудно. Нельзя ограничиться простым расчетом всех возможных вариантов. Ведь если на доске у каждого из играющих будет только по королю и ладье, то и тогда машине, делающей 10 тысяч операций в секунду, для расчета всех вариантов на 10 ходов вперед… понадобятся сотни триллионов лет!

Человек при игре в шахматы совсем не рассматривает все возможные ходы и ответы. Значит, и машину нужно «научить» играть более квалифицированно, отбрасывая лишние варианты. Она должна уметь определять «главный участок» борьбы, учитывая в то же время возможности, возникающие в ходе игры и на других участках шахматной доски.

Кроме того, рассматриваемые варианты шахматист почти всегда считает не до мата, а до какой-то позиции, которая его удовлетворяет. Значит, и машину нужно «научить» оценивать получающиеся при расчете позиции. Нужно задать ей правила, по которым она будет отбрасывать бесполезные ходы.

Но вот сформулировать эти правила совсем нелегко — ведь даже квалифицированные шахматисты часто ошибаются при оценке позиций. Задача математиков и шахматистов в первую очередь в том и заключается, чтобы найти все такие правила.

До сих пор никто серьезно этим не занимался. Но я не сомневаюсь, что, если математики и шахматисты объединят свои силы, машины смогут хорошо играть в шахматы. Кроме того, нельзя забывать, что возможности электронных машин очень велики. Можно будет «научить» машину анализировать сыгранные ею партии, находить ошибки и не повторять их, совершенствовать свою игру.

Когда-нибудь, без сомнения, машина сможет играть сильнее лучших шахматистов — она ведь будет избавлена от цейтнотов и просчетов.

Владимир ГУТОВСКИЙ,

инженер

Создание электронной машины сильнее самых сильных шахматистов — в принципе разрешимая задача, хотя здесь есть две трудности.

Во-первых, в отличие от большинства игр шахматы являются игрой позиционной: играющий видит перед собою не просто две противостоящие друг другу группы фигур, а одну позицию, имеющую собственное, почти неповторимое математическое лицо. Окинув одним взглядом картину «боя», шахматист должен решить невероятно сложную задачу: по кратковременной и, как правило, невиданной им ранее позиции создать другую позицию, более отвечающую его интересам.

Особенность гроссмейстера в том и заключается, что он умеет мыслить не фигурами, а позициями. Для машины составлять программу позициями очень трудно. Потому гроссмейстер и вообще сильный шахматный игрок, конечно, сегодня ее обыграет, если не сделает ошибок.

Вторая трудность создания идеального шахматного автомата в том. что его надо заставить видеть позиции, так сказать, в их движении, в их смене, и чтобы смена вела строго к одному: к выигрышу. А добиться этого тоже невероятно сложно.

Можно ли отсюда сделать вывод, что идеальная шахматная машина невозможна в принципе, то есть что такая задача принципиально неразрешима? Этого я бы не сказал. Надо ответить так: пока математики не доказали ни одного из двух взаимоисключающих положений — «беспроигрышную шахматную машину построить можно», «беспроигрышную шахматную машину построить нельзя». Доказательство одного из этих положений — дело будущего.

Но дело не в этом. Главное в другом: в том, что, по моему глубокому убеждению, люди никогда и не будут пытаться строить непобедимую шахматную машину, во всяком случае для того, чтобы она убила игру. Шахматы — искусство и им останутся до скончания веков. Никогда и ничто не заменит творческое начало, в чем бы оно ни лежало: в музыкальной ли композиции, в архитектуре, в поэзии или в шахматах.

Резюмируя, повторяю: хотя эта задача — построение идеальной шахматной машины — в принципе разрешима, но ее, конечно, никогда не будут и пытаться решить, как не пытаются фотографией заменить живопись.

Уже сейчас здание Импайр-стейт билдинг в Нью-Йорке даже без телевизионной башни имеет в высоту 380 метров.

Установками искусственного климата в настоящее время обеспечиваются крупные сооружения общественного пользования и научные учреждения.

Для Жюля Верна, как и для многих его современников, типично представление о будущем как об эпохе, в которой прежде всего все возрастет количественно, например население городов, или количественно усложнится. Качественные изменения прогресса представлять, естественно, труднее.

Фонотелефот, то есть сочетание телефона и телевизора, уже существует и называется «видеофон». В ближайшем будущем надо ожидать широкого распространения этого аппарата.

Во времена Жюля Верна и не подозревали о существовании таких источников энергии, как атомный или термоядерный, но именно на эти источники энергии (а может быть, и другие, новые) намекает автор.

Любопытна форма, в которой Жюль Верн предвосхищает открытие эквивалентности между разными формами материи, то есть то, что в наше время называется единой теорией поля.

И аккумуляторы (накопители энергии) и трансформаторы (преобразователи одних видов энергии в другие) — обычные приборы для нашего времени, хотя пока мы и не умеем применять их для всех видов энергии, как предсказывает автор, и с достаточно высокой эффективностью (напр., при аккумулировании механической энергии при помощи пружин).

Мы уже умеем «производить электрическую энергию без помощи батарей и машин (например, термоэлектричество) и «свет — без огня и сгорания» (обыкновенные лампы накаливания, дневного света и т. д.).

Жюль Верн оказался оптимистом. «Нью-Йорк Геральд» просуществовал не тридцать поколений, а немногим больше одного поколения. В 1942 году эта газета прекратила свое существование. Любопытно, что именно по заказу «газетного короля» Америки своего времени — Гордона Беннета Жюлем Верном и был написан «XXIX век».