Лев Теплов - КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ, 1961-62

— Случай необычайный, надо ехать немедля! — сказал Борис, отряхивая снег. — До Средне-Колымска пять дней пути. Если взять обе упряжки — четыре. Езжай, Василий, поднимай всех!

…Вскоре вдали лишь чернела точка в вихревом снежном облаке.

Борис садится у костра. Находка действительно необычна. Странное ощущение, что мамонты живые, овладело Борисом с первого взгляда, когда увидел капли черной крови.* Живые, только в спячке, в анабиозе!

Борис с детства рвался в Арктику, к полярным сияниям. А теперь он геолог, кладоискатель. Мечта осуществилась.

Сейчас за спиной целый живой окоченевший мамонт. Его надо только оживить! Мысль поражает, как удар грома…

— Оживить! — Борис встает, ходит по берегу взад-вперед. — Оживить!..

Опыты на рыбах, летучих мышах показали возможность оживления, даже когда было поверхностное обмерзание. Борис вспоминает коричневую эластичную кожу, холодную как лед. Она не мертва. Тканевая жидкость переохлаждена, но не затвердела.

— Но как оживить? — вопрос падает камнем. — Как?.. — И снова садится на снег, упирая взгляд в пламя костра.

Ночь наползает неторопливо. Поднялась луна, огромная, оловянная. Крепчает мороз: середина апреля, а не меньше двадцати. Борис подбрасывает в огонь сучья. Языки пламени взмывают выше, пляшут, волнуются. Это помогает думать.

В тишине — отчетливые шаги. Борис поднимает голову.

— Кто идет?

Шаги замедляются, слышно частое дыхание. Борис вскакивает и почти сталкивается с Василием.

— Борис… — тяжело опускается тот у огня.

Василий без рукавиц, в порванных заиндевевших унтах, одежда обледенела по пояс.

— Там… полынья… влетели с разбегу. И сразу под лед — собаки, нарты. И сам… если б не вмерзшее корневище.

Василий с отчаянием смотрит а глаза друга.

— Двести километров, понимаешь… Без ружья, без спичек…

— Ладно! — Борис достает спальный мешок, белье. — Не пропадем. Сушись!

Василий раздевается, трет посиневшие ноги. Потом сидят у костра. Борису хочется поделиться с другом мыслями о том, что произошло, но понимает: Василию нужен покой.

Ложатся молча. Василий сразу засыпает. Борис думает: «Мамонт. Оживить…» И опять тот же маленький злющий вопрос «как?» колет острой холодной иглой.

Сон овладевает всем.

Разговор произошел за завтраком.

— Пешком по апрельскому снегу — десять-двенадцать дней. Наступит весна — не убережешь мамонта.

Василий понимает, молчаливо соглашается.

— Рисковать мы не вправе. Пойми! Мамонта надо… оживить.

Василий не доносит кружку до рта. Что он, сошел с ума? Или это сам Василий сходит с ума после вчерашнего?.. Но взгляд Бориса тверд, решителен, и сказанное слово, очевидно, продумано. И первое, что срывается с губ Василия, тот же вопрос:

— Как?

— Да, именно… подтверждает Борис и горячо излагает теорию анабиоза.

Мамонт, несомненно, в анабиозе, и его надо оживить.

Оживить медленным тщательным прогреванием всего тела, каждой клетки.

— Костром пещеру не прогреешь, — возражает Василий, — солнца недостаточно, электричества нет… — Но мечта Бориса увлекает и его, он видит спокойную позу животного, мирно опущенный хобот. — Что у нас есть? Снег, вода, камень, ветер…

— Впрочем, постой! — делает он резкий жест. — Постой… Есть лед. Лед и вода!

В душе Василия до сих пор стоит ужас вчерашнего купанья, как цеплялся застывшими руками за ледяную кромку, но в голове другое.

— Вода и лед! — кричит он. — Электричество будет!

Борис хватает друга за руку. Ему не все понятно, но в глазах мечтателя такой восторг, что дай им искру, и они выдохнут пламя.

Василий успокаивается немного.

— Слушай, на днях — вот перед отъездом! — я читал об опытах бразильского ученого Рибейро или Ривейро. Словом, вода и лед могут работать как термопара…

— Василий!

— Да-да, как термопара! Ток обнаруживается при затвердевании — или расплавлении, безразлично! — лишь бы одна фаза вещества была твердая. Нужны электроды и постоянный процесс замерзания. Проще всего! А электроды у нас есть, сколько угодно, — металлические части приборов. Ток будет!

Опыт был поставлен тотчас.

Пока Василий разбирал приборы, извлекая тонкие пластины, Борис делал прорубь. Вода сейчас же подернулась ледком. Это и нужно было: одну лачку пластин опустили в воду, другую — на образующийся лед, подключили вольтметр. Стрелка прыгнула вправо. Ток есть!

— Ура! — не сдержался Борис и обнял Василия с таким жаром, что тот едва устоял на ногах.

План был прост. В распоряжении геологов были электроды и моток кабеля, к счастью вольфрамированного, в тончайшей изоляции. Расплести кабель и завить нити в спираль — чисто техническая работа. Занимался ею Борис. Василий мастерил многопластинчатый щит, каждая долька которого соберет и направит ток в нагревательную спираль.

— Термодиэлектрический эффект… Черт, пока выговоришь… — ворчал он. — В нем-то и штука! При замерзании воды на границе между твердой и жидкой фазами возникает разность потенциалов… Здорово подметил… этот Рибейро.

Нелегко было обвить спиралью громадного зверя от конца хобота до пят, взять в сплошную металлическую сеть. Но и с этим справились в два дня.

Мамонт возвышался горбатой горой, тускло отсвечивал металлом. Это было самое удивительное сооружение, представшее глазам человека, фантазия наяву!

— Начнем? — обратился Борис к Василию.

— Шилом море греть?

— Не будь скептиком! В наш век делают не такое!

Ток пошел.

Теперь ждать. И не давать проруби замерзнуть.

Система действовала безотказно, ток шел, но результатов не было. Гора, завитая в проволоку, стояла недвижимо, и больше было шансов на то, что она не сдвинется вовсе.

— Ничего, — успокаивал Борис, — за час махину не прогреешь…

На четвертый день бока животного увлажнились. Друзья приняли это за благоприятный признак и стали готовить выход из пещеры. В воздухе потеплело: на Колыму шла весна.

Пористый известняк подавался легко, сколотые глыбы употребляли на стену — замуровать поврежденного мамонта.

К этому времени температура тела животного достигла тридцати градусов. Ждали: что-то должно случиться.

Утром на седьмой день, когда рассвело, увидели, что хобот животного подвернулся, словно поднятый, сжатый в усилии. Может, то была спазма оттаявшего тела, но друзья приняли это за несомненный признак оживления и не спускали с животного глаз.

Часом позже, когда солнце глянуло в пещеру, дернулось веко. К полудню животное вздохнуло и открыло глаза.