Array Коллектив авторов - Альманах «Истоки». Выпуск 9

А вот описание других тискал, завербованных из сокамерников, – интеллигентных контриков-фраеров, поданное с позиции самих блатарей. «…Он может принять приглашение и оказаться занудой, который понесет что-нибудь про пресную и канительную фраерскую любовь. Один такой весь вечер читал нудные стихи про Евгения Онегина и всех усыпил… На третий день он начал сбиваться на какие-то повести Белкина, а потом и на тургеневские «Записки охотника». Стало ясно, что и этот не оправдал надежд и надо подыскивать нового».

Сам автор к интеллигентам-тискалам относится менее снисходительно, чем блатари.

«Среди них нередко встречались и хорошо образованные представители гуманитарных профессий: бывшие адвокаты, журналисты, режиссеры… Их привлекали подачки хевры и связанное с ее дружбой значительное облегчение тюремной жизни. И угодливые интеллигенты мобилизовывали свою начитанность, память, профессиональные знания и другие качества для выполнения «социального заказа» нового типа. Благо, многим из советских гуманитариев было к этому не привыкать».

По настроению проза этого рассказа напоминает монологи Лебедева из «Идиота», особенно те, где речь о мадам Дюбарри. Ну, что общего у героя Достоевского, русского юродствующего чиновника XIX века, с королевской фавориткой Жанной Дюбарри, которая на эшафоте умоляла палача гильотины дать еще минуточку пожить? Что??? А то же, что у Демидова с его героями-ворюгами. Человеческое начало. Присутствие в этом мире в качестве Человека. Если хотите, наличие души, то ее состояние, которое отзывается на чары высокой Игры, неистребимое в настоящем художнике! Обаяние этих страниц напоминает и незабываемую пугачевскую сцену из «Капитанской дочки» – разбойничий диалог Хлопуши с Белобородовым, когда Хлопуша отстаивает «честь» молодецкого разбоя перед «бабьими наговорами» Белобородова. И «Отверженных» Виктора Гюго напоминает, Диккенса… Да всех их, творцов, кто «чувства добрые…» ну, и так далее. Всё известные имена, великие тексты, а несть числа и другим, менее известным, но не уступающим по живой красоте и силе прославленным. Да хотя бы повесть «Соловки» писателя Василия Ивановича Немировича-Данченко, брата мхатовского режиссера.

Оценивая вкусы своего необычного контингента, Демидов говорит: «Всё сказанное о духовном мире некоторой части уголовников нисколько, однако, не меняет их практики воров и насильников. Такова уж логика самого их существования». Словосочетание: «духовный мир» по отношению к блатным способно огорошить грозных незыблемых моралистов, подтачивает общепринятое неумолимо-безжалостное отношение к ним. Варлам Шаламов, например, вообще не считает их людьми. В рассказе «Красный крест» он так и пишет: «блатные – не люди», имея в виду растлевающее влияние их морали на лагерную жизнь, на человеческую душу, их бесчисленные злодеяния. Он даже пеняет Достоевскому за сочувствие обитателям «Мертвого дома». «Трудно сказать, – пишет Шаламов, – почему Достоевский не пошел на правдивое изображение воров. Вор ведь – это не тот человек, который украл. Можно украсть и даже систематически воровать, но не быть блатным, то есть не принадлежать к этому подземному гнусному ордену. По-видимому, в каторге Достоевского не было этого «разряда»… Достоевский их не знал, а если видел и знал, то отвернулся от них как художник».

И всё-таки люди или не люди? Пусть каждый решает сам. Нельзя забывать, что мы живем в мире, где злодеи, может быть, худшие, чем лагерные, заправляют делами, навязывают свой образ жизни, выступают по радио, телевидению, получают награды, и никому не приходит в голову загонять их в тюрьму. Корыстные, скользкие, изворотливые, алчные, бессовестные, тщеславные, они удавятся за копейку и пройдут по трупам ради грошовой цели. Слово «честь» они поднимают на смех, чувство долга они объявляют замшелым понятием, предательство у них в крови. Возлагая значительную часть вины на блатной мир, Варлам Шаламов ставит перед ним даже гулаговский персонал: жестоких начальников, лживых воспитателей, бессовестных врачей, которых иногда, но все-таки пронимает человечность. Кто читал рассказ «Красный крест», запомнили эти строки: «Каждая минута лагерной жизни – отравленная минута. Там много такого, чего человек не должен знать, не должен видеть, а если видел – лучше ему умереть». И Шаламов приводит перечень лагерной порчи: «Оказывается, можно делать подлости и все же жить». Современная действительность показывает, что можно не просто жить, а жить припеваючи. «Можно лгать – и жить», – продолжает Шаламов. Опять же современная практика свидетельствует: можно! и даже в свое удовольствие. «Оказывается, – говорит Шаламов, – человек, совершивший подлость, не умирает». И на это, увы, поскребешь затылок и скажешь: нынешний человек, совершивший подлость, не только не умирает, а еще и живет больше того, кого он своей подлостью погубил. Да и подлость подлостью не считает, а переоценивает ее под уровень своего понимания. Да что далеко ходить. Возьмем нынешнего предпринимателя и спросим, ради чего он завел свое дело, например, ООО «Издательство Зебра Е». Если он скажет: для пользы общества, чтобы людям помочь ну и себя не забыть, считайте, вам крупно повезло. Впрочем, сказать – еще не сделать. Это в добрые времена достаточно было рукопожатия, чтобы скрепить договор и следовать своему слову. Между порядочными людьми так и водилось. А теперь?.. И юридическими бумагами с печатью ничего не докажешь. Скоро выяснится, что генеральный директор этого ООО поставлен вовсе не для того, чтобы оплатить твою работу, и договор с тобой подписывал не для этого. И штат нанимал, и офис снимал, и логотип – кроткую зебру, припертую своим задом к черной железяке в виде буквы Е утверждал да и водил тебя за нос совсем для другого. А пока выяснится для чего, он потихоньку лохов-клиентов спровадит, чтоб не мешали варганить кое-какой контрафактик, а с ним и другой книжный товарчик с фамилией на обложке: мадам Оргазмова. А на всякие жесты и возгласы «слепит горбатого», то есть наврет «выше крыши». Впрочем, как говорят они же, блатные, на том месте, где была совесть, у него что-то другое выросло. Даже не то интересно, что чужие денежки как свои оприходует. Ну и всё прочее под шито-крыто обделает. Нет, не это. Почетные грамоты за вклад в культуру, самим министром подписанные, своей блатной компании обеспечит, а это в перспективе вовсе не небо в клеточку обещает. Заметим: ни о какой человечности или о чем-то из ряда вон выходящем речь не идет. Речь идет о соответствии издательскому договору и сумме прописью, взятой за него. Но оказывается, издание книги – это нечто другое, чем печатание текста. Это афера: «в бизнесе средства не выбирают, остальное – понты…», перешедшая из блатного гулаговского в обычный нынешний мир приблатненных фраеров, поданная в терминах возвышенной миссии. Это пошлость покровителя, идеально вписавшаяся со своим самомнением, маркизом де Садом и байками про «Метрополь» в пошлое время. Да вот незадача: любители поживиться не учитывают, с кем дело имеют, и время от времени сами напарываются – то на них в суд подадут, то обведут вокруг пальца, как простых рогоносцев, которые уверены, что на голове у них корона. Один спецкор времен Великой «Литературной газеты» (а эти люди бывшими не бывают) так и сделал. Вот и думается: подвижники, праведники, святые да и сам Шаламов Варлам Тихонович, Господи, – да это же музей травматологии при институте Склифосовского. Объекты для издевательства. Существуют, чтобы быть уничтоженными, а потом превратиться в миф. Как все в этом мире любимы посмертно. Но вернемся к рассказу «Оборванный дуэт».