Альманах - Крещатик № 94 (2021)

Подскочив от неожиданности с дивана, Лутковский заметался в раздумьях – открывать или нет. Он никого не ждал и инстинктивно почувствовал, что за порогом его не ждет ничего хорошего. Звонок повторился, и, изобразив на лице недовольство, Лутковский пошёл навстречу незваному гостю. Отворив дверь, Владимир увидал перед собой пожилую соседку, в руках у которой был исписанный лист бумаги и ручка.

– Деньги на похороны, – бодро и в упор сказала она, – кто сколько может.

Лутковский быстро, но почему-то на цыпочках забежал в свою комнату, и, вывернув бумажник, отсчитал примерно половину из всей наличности, что у него была, и так же быстро, галопом вернулся к общественнице, вручил ей деньги и отчего-то подобострастно улыбнулся.

– Фамилия ваша? – повелительно спросила тётка.

– Лутковский, – покорно ответил Владимир, желая поскорее отделаться от навязанной ему благотворительности.

– Сколько здесь денег? – не унималась женщина.

– Не знаю… триста двадцать девять, – пересчитал он.

– Ого.

– Ничего, ничего, берите.

– Вы больше всех дали.

На этих словах, Лутковский, не простившись, со скверным чувством захлопнул дверь. Но звонок затрещал вновь. Владимир, сжигаемый внутренним негодованием, снова открыл дверь и увидел, что и ожидал – т. е. ту же тётку, которая грозно подступила к нему:

– Что же вы дверь закрываете под носом? А список, а роспись! – Женщина решительно наступила на порог и тем самым пресекла возможность Владимиру повторно закрыть дверь.

– Какой список? – растерянно спросил Лутковский.

– Вот здесь, – женщина протянула ему лист бумаги, – укажите квартиру, фамилию, сумму и подпись поставьте. Так положено.

Лутковский послушно взял ручку, лист бумаги и, прислонив его к стене, попытался вывести на нём свою фамилию, но ручка предательски не писала. Поднажав, Владимир добился только того, что проколол список:

– Ручка не пишет, я сейчас, – как можно спокойней сказал он, и, мысленно проклиная тётку, пошёл к себе искать ручку.

Как оказалось, это была непростая задача. Но, перерыв почти всю комнату, Владимир нашёл то, что искал и снова вышел в коридор. Женщина подала ему лист бумаги. Ставя свою роспись, Лутковский заметил, к своему неудовольствию, какие суммы подавали соседи. Почти всегда это было двадцать гривен. Ровным каллиграфическим столбиком эти цифры упирались в его триста двадцать девять. Лутковский нервно потёр ногой о ногу и отчего-то почувствовал себя полной сволочью. Угрюмо он всучил список активистке и, тихонько прихлопнув за собой дверь, аккуратно посмотрел в глазок. Женщина всё еще стояла на лестничной площадке. Лутковский внимательно, жгучим взглядом смотрел на нее, испытывая при этом непонятно откуда взявшееся чувство страха. Активистка надела очки, посмотрела на список, что-то пробормотала, спрятала полученные от Владимира деньги в пухлый конверт и отправилась на этаж выше. Лутковский в нервном надрыве вышел на балкон, прихватив по дороге пачку сигарет. На душе у него сделалось нестерпимо гадко. «Вот какого я подсматривал за ней?», – подумал он, сделал первую затяжку и облокотившись на перила, мрачно посмотрел на улицу.

Перед подъездом на асфальте лежали разбросанные в беспорядке цветы – следы недавних похорон Олега. Возле бордюра валялся черный платок. Резкий порыв ветра поднял его и опустил на ветку яблони. Платок с промозглым трепетом потянулся за ветром, но очень скоро бессильно повис, иногда вздрагивая от очередного несильного порыва. От этого зрелища улица заделалась еще более покинутой. В поле зрения не было ни единой души. Глядя на всё это, Лутковскому неожиданно сделалось уютно. Он с удовольствием ещё раз затянулся и мысленно отметил, что на похоронах отчего-то всегда себя чувствует неплохо. Мало того, в этих обстоятельствах именно он является инициатором внеплановых поминок в дорожных кафешках, а то и вовсе под забором. Отчего-то эти импровизированные застолья, как правило, заканчивались неприличным ржанием поминающих. «Впрочем, смех на похоронах скорее закономерность, чем исключение», – подумал Лутковский.

В дверь снова позвонили. Владимира передёрнуло. «Не буду открывать, – подумал он, – еще чего доброго на поминки затянут». Звонок повторился. Лутковский шёпотом кратко матюкнулся и продолжил стоять на месте. Эта навязчивость настроила его решительно. Владимир окончательно окреп в мысли напиться вне дома.

К осуществлению данного немудреного плана Лутковский решил приступить незамедлительно, но после того, как докурит сигарету. Он опять облокотился на перила и посмотрел во двор. Некоторое время было тихо, но внезапно в этой статичной летней заторможенности открылась дверь парадного, и на улицу нехотя, вразвалочку вышел человек в камуфляжной куртке. Он вытащил пачку сигарет, чиркнул зажигалкой, выпустил клуб дыма и, повернувшись лицом к дому, посмотрел прямо в глаза Лутковского. Владимир сразу узнал своего друга Марка Ленца.

– Ты что не открываешь? – крикнул Ленц, прикрыв глаза козырьком ладони.

– Быстрее заходи – обрадовано прокричал в ответ Лутковский.

Марк, подхватив рюкзак, нырнул в парадное. Владимир, раздавив недокуренную сигарету о дно пепельницы, отправился открывать дверь.

2

Марк Ленц был одним из немногих закадычных друзей Лутковского. Они познакомились на литературном фестивале, когда оказались в одном гостиничном номере, куда их поселили организаторы. Сошлись они быстро. Широкий спектр общих интересов – от музыкальных пристрастий до литературных предпочтений – способствовал быстрому сближению. К тому же склонность обоих к мистицизму упрочила их дружбу, связав приятелей увлекательными потусторонними разговорами. У Ленца ещё был один редкий дар, а именно – умение слушать. К тому же он сам так забавно и умело вёл разговор, что даже самые бестолковые собеседники не перебивали его. Мысли Ленц всегда выражал чётко и ясно, не напрягающим тембром, который так подходил к его внешности. Впрочем, выглядел он весьма прозаично – средний рост, глаза карие, волосы каштановые.

После революции и начала боевых действий Ленц выступал в качестве волонтёра и бывал в Киеве редко, поэтому радость Владимира от неожиданной встречи с другом была такая естественная и искренняя.

Открыв входную дверь, Лутковский с удовольствием прислушался к шагам друга. Наконец, к звукам тяжёлой поступи прибавилось тяжёлое дыхание Ленца, сразу после чего появился и сам Марк. Друзья искренне обнялись и прошли в квартиру Владимира.

– Я думал, ты не в Киеве, – обрадованно проговорил Владимир, захлопнув ногой дверь.

– Здесь. Уже сутки как дома. В городе-герое Киеве, колыбели двух революций, – весело докладывал Марк. – Представляешь, подхожу к твоему парадному – цветы, с похорон явно. Подымаюсь наверх, по этой скорбной тропинке, а она ведёт всё ближе и ближе к твоим дверям. Подумал, грешным делом, что ты издох.