Журнал «Если» - «Если», 2004 № 08

Она криво усмехнулась:

— Ты хочешь знать, почему ты могла бы поступить подобным образом? Потому что это стоило сделать, энсин. Потому что мы нанесли удар ксилитам. Потому что Хама — наш сын — отдал свою жизнь самым лучшим из всех возможных способов.

Наконец-то я поняла ее.

В конце концов, она — это я сама. С тех пор как я выросла, мне все время вдалбливали, что достичь старости не столь уж почетно… и чувство это в какой-то мере сохранилось в Дакк. Ей не нравилось быть живой легендой.

И она позволила Хама, нашему погибшему сыну, выполнить ее собственную мечту. Даже нарушив при этом приказ. Даже вопреки интересам всего человечества. И теперь она завидовала славному самоубийству юноши.

По-моему, Дакк хотела еще что-то сказать, но я отвернулась. Я понимала, что ничем не могу помочь ей; утешать себя саму доводится далеко не каждый день.

Но как бы то ни было, я ощутила душевный подъем. Невзирая на наказание за преступление, которого я никогда не совершала, невзирая на поломанную карьеру, невзирая на утрату ребенка, которого я никогда не узнаю, невзирая на возможные отношения, которые могли сложиться у меня с Тарко. Откровенно говоря, я была рада тому, что не превращусь в нервную эгоманку, находившуюся передо мной.

Было ли это жестоко? Я понимала, что Дакк утратила свою жизнь, воспоминания и достижения, — все, что было для нее важно, все, что делало ее собой. Я ощущала лишь это. И ничего не могла поделать. В конце концов, мне не придется вновь переживать эту сцену, стоя на противоположной стороне комнаты, глядя на свое собственное лицо.

Я навсегда останусь связанной с Дакк, связанной узами вины и ответственности, куда более сильными, чем те, что соединяют ребенка с родителем. Но я была свободна.

Тарко обратился к комиссару с вопросом:

— Сэр… а мы победим?

Сохраняя бесстрастное выражение лица, Варсин хлопнул в ладоши, и изображения над нашими головами переменились.

Как будто изменился масштаб.

Я увидела флоты, где кораблей было больше, чем звезд. Я увидела, как сгорали планеты, как вспыхивали и умирали звезды. Я увидела Галактику, превратившуюся в россыпь красных звезд, похожих на тлеющие угольки. Я увидела людей — но не похожих на все, что я слыхала о них: людей, обитающих на одиноких аванпостах посреди межгалактической пустоты, людей, проникающих в недра звезд, людей, чье абстрактное окружение ничего не могло сказать мне. Я увидела летящих в пространстве нагих людей — светящихся, словно боги.

А потом увидела людей погибающих… великими волнами… несчетными множествами.

Варсин проговорил:

— Мы предполагаем, что в ближайшие несколько тысячелетий нас ждет суровейший кризис. Жестокая борьба за центр Галактики. Многие из вариантов будущего сводятся к этому. Далее все становится неопределенным. Чем дальше по течению, тем более туманными становятся видения, тем более странными — действующие в них лица, даже сами люди… Существуют тропы, которые ведут нас к славному будущему, потрясающему будущему победоносного человечества. Есть и такие, что ведут к его поражению — даже уничтожению, полному истощению всех возможностей.

Дакк, Тарко и я обменялись взглядами. Наши судьбы образовывали сложное переплетение. Однако, клянусь, в тот миг все мы дружно почувствовали радость от того, что являемся простыми служаками, что нам не надо иметь дело вот с этим.

Все было почти закончено. Встреча состоялась, наступало время официального суда.

Однако меня еще кое-что смущало.

— Комиссар…

— Да, энсин?

— Есть ли у нас свободная воля?

Капитан Дакк скривилась:

— О нет, энсин. Только не у нас. У нас есть долг.

И мы вышли из Картографического Зала, где за нашими спинами мотыльками порхали варианты будущего, которым не было суждено воплотиться в жизнь.

Перевел с английского Юрий СОКОЛОВ

Мировую премьеру фильма специально приурочили к началу лета. Дабы не слишком раздражать публику морозными сценами и чтобы происходящее на экране казалось еще более фантастичным.

Не кажется ли вам, что погода с каждым годом все хуже и хуже? То непрерывный дождь, то ураган, то жара, то холод, то засуха, то наводнение. Может быть, климат действительно меняется, а может, все происходит из-за обычных человеческих перверзий памяти — мол, и трава раньше была зеленее… В любом случае кинематограф не мог не отреагировать на подобное, и в результате появился масштабный, с бюджетом в 125 миллионов долларов, фильм-катастрофа «Послезавтра» Роланда Эммериха.

Почему люди так любят фильмы-катастрофы? Скорее всего, сказывается обычная психология зеваки: интересно посмотреть страшилку, которая вроде бы тебя не касается. Строятся такие картины, как правило, по одному и тому же принципу — от общего к частному. Вот и Эммерих не стал выходить за классические рамки.

Первый штамп — в центре внимания ученый, предсказавший катастрофу. Профессор Джек Холл разработал теорию, согласно которой глобальное потепление в результате парникового эффекта приведет к новому ледниковому периоду. Вроде бы нелогично, но тают антарктические льды и как результат — избыток пресной воды в океанах перекроет теплые течения, формирующие климат в северном полушарии. Профессору никто не верит — кроме зрителей. Ведь зрители уже наблюдают и отколовшийся от Антарктиды огромный пласт льда, и снег в Бомбее, и торнадо в Лос-Анджелесе…

Продолжая следовать принципу «от общего к частному», режиссер вводит огромное количество персонажей разного пола, возраста и социального статуса. Здесь шотландский профессор и нью-йоркский бомж, здесь, президент и вице-президент США, здесь врачи и полицейские, школьники и астронавты, ученые и нелегальные иммигранты. Многие из них, жители северного полушария, гибнут из-за наступившего практически мгновенно похолодания и его последствий. На оставшихся в живых концентрируется сюжет.

Чтобы заставить зрителей сопереживать, рассказывается и частная история. Сын Джека Холла, старшеклассник, с группой товарищей умудряется спастись от наводнения и холода в нью-йоркской библиотеке. Пока все население Штатов пытаются эвакуировать к экватору, профессор, опытный полярник, с парой соратников пробивается в Нью-Йорк за сыном.

Очень странно, что немецкий режиссер, перебравшись в США, снимает такие ура-патриотические фильмы. Неужели работает комплекс «новой родины»? Как мы помним, начинал Эммерих свою голливудскую карьеру со ставших классикой фантастики «Луны 44», «Звездных врат» и «Универсального солдата», но затем последовали «звездно-полосатые» гимны — «День Независимости», «Патриот» и, наконец, «Послезавтра». Американский флаг появляется чуть ли не в самом первом кадре фильма-катастрофы, об остальном мире только упоминается, хотя режиссер-то иностранец!