Журнал «Если» - «Если», 2009 № 06

Я положил конверт на стол, уставился на него. Буду ли я пить снова? В вопросе заключалось давление, жесткость. Эти конверты знали ответ. Однажды я или открою результаты детекторов, или не открою. Внутри другого конверта или есть картина интерференции, или нет. Да или нет? Ответ содержался в конверте. Он там уже был.

Я ждал в кабинете Сатиша, пока тот не пришел утром на работу. Он положил портфель на стол. Посмотрел на меня, на часы, потом снова на меня.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он.

— Жду тебя.

— И давно ты здесь?

— С половины пятого утра.

Он обвел взглядом кабинет. Я откинулся на спинку его кресла, сплетя пальцы на затылке. Сатиш просто наблюдал за мной. Сатиш — умный человек. Он ждал.

— Можешь подключить детектор к индикатору? — поинтересовался я.

— В смысле?

— Можешь сделать так, чтобы загоралась лампочка, когда детектор регистрирует электрон, пролетевший сквозь щель?

— Это нетрудно. А зачем?

— Хочу определить неопределенную систему — и определить точно.

Очковая Машина посмотрел, как проводится эксперимент. Потом изучил картину интерференции.

— Ты смотришь на половину корпускулярно-волнового дуализма света, — сказал я.

— А как выглядит вторая половина?

Я включил детекторы. Полоски на экране сменились двумя четкими пятнышками.

— Так.

— А-а… — протянул Очковая Машина.

Стою в лаборатории Очковой Машины. Здесь плавают лягушки.

— Они осознают свет? — спрашиваю я.

— У них есть глаза.

— Но я спрашивал, осознают ли они свет?

— Да, они реагируют на визуальные стимулы. Они охотники. И должны видеть, чтобы охотиться.

— Так осознают или нет?

— Чем ты занимался, пока не попал сюда?

— Квантовыми исследованиями.

— Это я знаю, — сказал Очковая Машина. — Но чем конкретно?

Я попытался отмахнуться от него:

— Были разные проекты. Твердотельные фотонные устройства, преобразования Фурье, ядерный магнитный резонанс в жидкостях.

— Преобразования Фурье?

— Это сложные уравнения, которые можно использовать для перевода визуальных образов на волновой язык.

Очковая Машина уставился на меня, и его темные глаза стали жесткими. Он повторил, медленно и четко выговаривая каждое слово:

— Чем ты занимался конкретно?

— Компьютерами. Мы пытались создать компьютер. С квантовой обработкой информации, мощностью до двенадцати кубитов. И мы использовали преобразования Фурье, чтобы конвертировать информацию в волны и обратно.

— И он работал?

— Типа того. Мы достигли когерентного состояния двенадцати кубитов и декодировали его с помощью ядерного магнитного резонанса.

— Почему только «типа того»? Значит, он не работал?

— Нет, работал, безусловно, работал. Особенно когда был выключен. — Я взглянул ему в глаза. — Типа того.

Чтобы подключить световой индикатор, у Сатиша ушло два дня.

Очковая Машина принес нам лягушек в субботу. Мы отделили здоровых лягушек от больных, нормальных от монстров.

— Почему они такими стали? — спросил я.

— Чем сложнее система, тем большим количеством способов она может сломаться.

Джой находилась в соседней комнате, работая в своей лаборатории. Услышав наши голоса, она вышла в коридор.

— Ты работаешь по выходным? — спросил ее Сатиш.

— По выходным тише. Я провожу самые чувствительные испытания, когда здесь никого нет. А вы? Значит, вы все теперь партнеры?

— Эрик приложил к этому проекту большие руки, — заметил Сатиш. — Мои руки маленькие.

— Над чем вы работаете? — поинтересовалась она, входя следом за Сатишем в лабораторию. Тот взглянул на меня, и я кивнул.

Тогда Сатиш объяснил все так, как мог объяснить только он.

— О-о… — сказала она. Моргнула. И осталась.

Очковую Машину мы использовали в качестве контрольного устройства.

— Мы проделаем все в реальном времени, — сказал я ему. — Никаких записей показаний детекторов, только индикаторная лампочка.

По моей команде встань там и следи за лампочкой. Если она загорится, это означает, что детекторы зарегистрировали электроны. Понял?

— Да, понял.

Сатищ нажал кнопку. Я смотрел на экран, где у меня на глазах сформировалась картина интерференции — уже знакомый рисунок из темных и светлых полос.

— Хорошо, — кивнул я Очковой Машине. — Теперь загляни в ящик. И скажи, горит ли лампочка.

Очковая Машина заглянул в ящик. Не успел он и слова вымолвить, как картина интерференции исчезла.

— Да, — сообщил он. — Лампочка горит.

Я улыбнулся. Ощутил грань между знанием и незнанием. Мысленно приласкал ее.

Я кивнул Сатишу, и он выключил источник электронов. Я повернулся к Очковой Машине:

— Наблюдая за лампочкой, ты вызвал коллапс вероятностной волны, поэтому мы получили доказательство принципа. — Я обвел взглядом всех троих. — Теперь давайте выясним, все ли наблюдатели были созданы одинаковыми.

Очковая Машина посадил в ящик лягушку.

Вот она, исходная точка. Взгляд в то место, где объективная и субъективная реальности остаются неопределенными. Я кивнул Сатишу:

— Включай электронную пушку.

Он нажал кнопку, установка загудела. Я смотрел на экран. Потом закрыл глаза, ощущая, как в груди колотится сердце. Я знал, что в ящике загорелась лампочка одного из двух детекторов. И знал, что лягушка эту лампочку увидела. Но когда я открыл глаза, на экране так и осталась картина интерференции. Лягушка не смогла ее изменить.

— Еще раз, — велел я Сатишу.

Сатиш снова включил установку. И еще раз. И еще раз.

Очковая Машина взглянул на меня:

— Ну?

— По-прежнему картина интерференции. Коллапса вероятностной волны не произошло.

— И что это значит? — спросила Джой.

— Это значит, что мы попробуем другую лягушку.

Мы испробовали шесть лягушек. Ни одна не изменила результата.

— Они часть неопределенной системы, — сказал Сатиш.

Я внимательно разглядывал экран, и тут картина интерференции исчезла. Я едва не закричал, но когда поднял голову, то увидел, как Очковая Машина заглядывает в ящик.

— Ты посмотрел!

— Просто хотел убедиться, что лампочка горит.

— Я и так мог сказать.

Мы испытали всех лягушек в его лаборатории. Потом испытали саламандр.

— Может быть, дело в том, что все они амфибии, — предположил он.

— Да, может быть.

— Как получается, что мы воздействуем на систему, а лягушки и саламандры не могут?

— Возможно, все дело в наших глазах, — заметил Очковая Машина. — Наверняка в глазах — из-за квантовых эффектов в молекулах родопсина в сетчатке. Оптические нервы лишь передают отмеренную информацию в мозг.

— А почему это должно иметь значение?