Журнал «Если» - «Если», 2009 № 06

Она пришла в лабораторию ВР только в половине третьего. Я не стал спрашивать, почему она опоздала, но Сара все равно сочла нужным рассказать: Барт Риджфилд пригласил ее на ланч что-то там обсудить, она заболталась и позабыла о времени, ля-ля-ля, ля-ля-ля. Я знал, что Сара хочет разбудить во мне ревность, и не поддался на эту уловку. Барт Риджфилд — один из главных акционеров корпорации, финансирующей нашу лабораторию. Само собой, еще и член правления. Он также невероятно красивый миллионер, и лет ему около тридцати. Естественно, я его терпеть не мог.

Сара уселась и принялась наблюдать, как я дрессирую нуклеотиды.

— Ты действительно веришь, что сможешь это сделать, Нат? — спросила она.

Я снял ВР-очки, чтобы заглянуть в карие глаза Сары.

— Если бы не верил, что это возможно, то не стал бы и начинать. Следующий вопрос.

Я надел очки и вернулся к работе.

Сара протянула руку и надела вторые очки, желая посмотреть, что я делаю. Я настроил параметры ВР-изображения таким образом, что половина нуклеотидных цепочек в моей ткани располагалась горизонтально — нити основы, а другая половина, пересекающая их, шла вертикально — нити утка.

— А почему бы тебе не развернуть поле на сорок пять градусов, чтобы нити стали диагональными? — поинтересовалась Сара.

Я почесал подбородок и ощутил трехдневную щетину.

— А зачем?

— Косой крой, — ответила Сара, как будто это все объясняло. Когда я не отреагировал, она пояснила: — Мужскую одежду шьют из ткани, раскроенной параллельно нитям — вверх и вниз. И все отлично получается, потому что мужское тело, по сути, конический цилиндр с четырьмя дополнительными цилиндрами для рук и ног. Женское же тело имеет гораздо более сложные трехмерные очертания. Ткань для женской одежды обычно кроят диагонально относительно края полотна, это помогает сшитому изделию повторять естественную форму женского тела.

Я пожал плечами и перенастроил ВР-матрицу так, чтобы координаты X и У располагались под углом в сорок пять градусов относительно вертикали.

— Спасибо. Я и понятия не имел, что ткань может быть женской или мужской.

Сара едва не вставила ехидную шпильку, но сдержалась. Мы молча наблюдали за тем, как я заставляю наноткань трансформироваться в серии параллелограммов, ромбоидов, полукругов и многоугольников — всех компонентов различных выкроек из наших архивов. Наконец Сара прервала молчание:

— Ты делаешь это для меня?

— Для тебя, и для науки, и для блага человечества. И еще потому, что хочу лицезреть, как Декстер Маккоркиндейл выпучит глаза, когда его акционеры увидят, как ты входишь в банкетный зал, облаченная в первое в мире наноплатье. У корпоративной науки есть две высшие цели: принести пользу человечеству и заставить руководителя проекта выглядеть идиотом. А почему ты спросила?

Долгую минуту Сара не отвечала. Потом очень тихо произнесла:

— Я подумала, что, может быть, ты делаешь это для… сам знаешь. Для Таши.

Что-то затуманивало линзы моих ВР-очков. Я снял их и потянулся к бутылочке с жидкостью для очистки линз. Сара — блестящий нанотехник и один из лучших биохимиков из всех, с кем я делил лабораторный стол… но я не мог отбросить мысли о том, что у нас могло бы быть, прекрасно зная при этом, что этого никогда не будет. С тех самых пор…

— Ты никогда уже не забудешь тот вечер, да? — спросил я.

— А как я могу его забыть? — Сара протянула мне салфетку для очистки линз. — Ты сказал, что собираешься провести тихий вечер дома. Я подумала: будет романтично, если я заявлюсь к тебе с вином и обедом на двоих. Ты даже не представляешь, Нат, как мне было больно, когда я вошла к тебе в спальню и увидела тебя с… с Ташей, или как там ее зовут.

Я снова надел очки и принялся сплетать несколько нуклеотидных цепочек.

— Мне хочется, чтобы ты перестала думать о Таше как о какой-то сопернице, — сказал я, не отрываясь от работы. — Я же говорил тебе, Сара, она моя кузина.

— Черт побери, Нат! Не лги мне. — Она произнесла это с нежностью, но я понял, что, несмотря на сохранившееся тепло, она никогда не переставала на меня сердиться. — Не знаю, что связывает тебя и Ташу, но я совершенно уверена: она не твоя кузина. И никогда ею не будет. — Сара встала и поправила юбку.

— Взгляни-ка на это. — Я вывел управляющий наконечник из поля зрения объектива микроскопа, чтобы Сара смогла увидеть, над чем я работал. В круге диаметром не более десяти микрон я переплел цепочки нуклеотидов так, чтобы получилась надпись: Я ВСЕ ЕЩЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, САРА. Микроскопическая структура была заключена в рамочку из полипептидов в форме сердечка. — Тебе нравится?

Не услышав ответа, я снял очки и оторвал взгляд от микроскопа. Вторая пара очков аккуратно висела на крючке.

Сара ушла. Я остался один в лаборатории. С воспоминаниями о том, что могло быть, и с ощущением, от которого я не мог избавиться: Таша здесь, рядом, и смеется надо мной.

Я не хотел спорить с Сарой на следующее утро, потому что не знал, каким окажется ее настроение. (Я написал докторскую диссертацию по квантовой теории поля и принципу неопределенности Гейзенберга, но до сих пор не научился предсказывать настроение Сары.) Однако избежать общения у меня тоже не было возможности, ведь нас поджимало время. Я хотел, чтобы наноткань дебютировала на банкете Маккоркиндейла тридцать первого июля, и этот знаменательный вечер неумолимо приближался.

Пока я жонглировал нуклеотидами, один из наших инженерных гениев по имени Грег мастерил наголовную ленту в соответствии с моим техническим заданием. Она выглядела как обычная лента для волос — англичанки называют такие «лентой Алисы», потому что на одной из иллюстраций к «Алисе в Зазеркалье» у нее как раз такая. Но я решил снабдить ленту несколькими встроенными функциями, о которых Алиса не могла и мечтать.

Лента повторяла контуры черепа Сары, оставляя лишь минимальный зазор, позволяющий изменять прическу. Электроды на внутренней поверхности, касаясь головы Сары, будут отслеживать сигналы, испускаемые корой мозга. Часть сигналов потеряется, проходя сквозь череп, но это препятствие я обойду, добавив программное обеспечение с нечеткой логикой для компенсации смещения электродов. Я не сумел удержаться от искушения и сказал Саре, что устройство будет работать лучше, если она разрешит мне удалить кое-какие незначительные детали ее черепа. Непонятно почему, но она отказалась. А я удержался и не указал на возможное сходство между волнами мозговой активности Сары и нечеткой логикой.

Ленту мы снабдили двумя прозрачными оптоволоконными кабелями, по одному на каждой стороне. Мы провели их вдоль висков Сары и далее вдоль надглазничных валиков, следуя естественным изгибам ее бровей. Когда эти тончайшие волоски приклеивали к ресницам небольшим количеством косметики, они становились почти невидимыми. Измеряя с их помощью гальваническую реакцию Сары, мы могли отслеживать изменения ее роговично-сетчаточного потенциала.