Журнал «Если» - «Если», 2006 № 05

— Укрытие готово!

Теперь ужин, — напоминает Мануэль.

Ужин — это крошечные пакетики мерзлого жесткого мяса. Как только разведем костер, сможем приготовить что-нибудь получше. А пока — так, всухомятку, прямо из пакетика.

А если бы не было запасов пищи, пришлось бы охотиться, — посылаю я мысленный сигнал. Представил себя с тушей здоровенного лося на плечах. Мойра прыскает со смеху. Шутки шутками, но когда я пересчитываю пакеты с солониной и сухофруктами, становится ясно, что за пять дней мы порядком изголодаемся. Благополучие цепочки — моя прямая обязанность, и мне становится не по себе, оттого что мы не захватили с собой побольше еды.

— Опять испытание… — ворчит Бола. — Опять хотят проверить нашу подготовку. Можно подумать, эта гора хоть чуть-чуть похожа на другой мир. Как будто это хоть что-то им скажет…

Я понимаю, о чем он. Порой мы чувствуем себя пешками в чужой игре. Что бы с нами ни происходило — это всегда очередная проверка. И ни одного поражения, всегда только победы, одна за другой, пока это не теряет всякий смысл. Но проиграть хоть раз — это катастрофа.

— Смотрите, какой закат, — говорю я.

В палатке мы снимаем перчатки и капюшоны, хотя температура здесь не намного выше нуля. Однако теперь, когда солнце прячется за западными пиками, разница между теплом палатки и стужей за ее пределами становится весьма ощутимой. Закат какой-то бледный, бесцветный, а свет заходящего солнца белый и резкий. Прозрачные облака быстро скользят по небу, и я предупреждаю остальных о возможном снегопаде. За эти пять дней мы наверняка увидим немало снега. Быть может, уже сегодня.

Эллиоту О'Тулу удалось развести костер — до нас доносится запах горящего дерева. Может, они еще не до конца установили палатку, зато огонь уже есть. Пахнет жареным мясом.

— Вот же гады! — с завистью говорит Кванта. — Бифштекс лопают…

Нам это не нужно.

Но ведь хочется же!

Тогда я говорю вслух:

— Речь идет о выживании, а не о роскоши.

Бола бросает на меня взгляд, полный ненависти. И он не одинок. Я теряюсь перед этим молчаливым сопротивлением и прошу прощения, хотя сам не понимаю за что. Меда говорит, я ненавижу раздоры. Так ведь кто же их любит? Нас шестеро, а я один. Я, как и все, подчиняюсь мнению большинства. Ведь именно так мы находим оптимальное решение.

Когда с ужином покончено и близится ночь, мы торопимся закончить все запланированные дела: во-первых, костер (если, конечно, удастся его развести) и, во-вторых, туалет. Мы с Мануэлем колдуем над костром: перекладываем с места на место камни, разламываем слишком длинные ветки и укладываем шалашиком. Но, похоже, с огнем сегодня ничего не выйдет — слишком сильный ветер. Пологое дно лощины оказалось удачным местом для палатки, но ветер завывает здесь, как в трубе, и натянутые веревки гудят от напряжения.

На ветру вдруг запахло страхом — как от феромонов испуганного ребенка. Сперва я решаю, что кто-то из нас попал в беду, но вскоре понимаю: это чужой страх, опасность грозит кому-то из одноклассников. Когда ветер на секунду стихает, мы слышим тяжелое, сбивчивое дыхание человека, бегущего по сугробам. Как всегда в минуты опасности, цепочка плотным кольцом сбивается вокруг меня. Касаясь друг друга, мы пытаемся понять происходящее, но информации слишком мало — только запах и звук.

Я бросаюсь на помощь человеку, кем бы он ни был. В воздухе разливается предостережение Мойры, но я не обращаю на него внимания. Пора действовать. Мы и так иногда тратим слишком много времени на все эти предосторожности, на обдумывание ситуации… А впрочем, такими мыслями с остальными делиться не стоит.

Это одно из звеньев Хагара Джулиана. Точнее, одна. Не знаю, как ее зовут, но девушка бежит по морозу без капюшона, с непокрытой головой. Она меня не замечает, но я ловлю ее за руку и останавливаю. Ослепленная ужасом, она в темноте ночи легко могла пробежать мимо или, чего доброго, свалиться с обрыва.

От девушки исходит непривычный, чужой запах. Я натягиваю на нее капюшон. Голова да руки — вот самые главные источники утечки тепла, на холоде их ни в коем случае нельзя оставлять открытыми! Может, потому-то инструкторы и выбрали эти горы для финального испытания: телепатические органы, которые делают нас полноценной цепочкой, на морозе практически бесполезны.

— Что такое? — спрашиваю я. — Что случилось?

Но она только задыхается, источая волны страха. Не знаю даже, чего в нем больше — испуга от внезапного одиночества или ужаса от неведомой мне трагедии. Хагар Джулиан — очень тесная цепочка. Ее звенья редко разлучаются.

Уже совсем стемнело. Не видно ни костра О'Тула, ни ледяной пещеры Джулиана. Удивительно, что она вообще нашла нас…

Я вскидываю девушку на плечо и осторожно несу к палатке. Она вся дрожит. Я продираюсь сквозь лавину вопросов, которыми забрасывает меня цепочка. Наконец все в сборе, и я получаю необходимые указания.

Переохлаждение.

Кто-то бросает взгляд на рацию в углу палатки. Нет! Это все равно что сдаться, признать свое поражение.

— Где остальные? — спрашиваю я девушку.

Она даже не смотрит в мою сторону.

Я беру моток веревки из паутинного шелка и обвязываю вокруг куртки.

Нет.

— Кто-то же должен выяснить, что случилось, — возражаю я.

Нам нельзя разлучаться.

Конечно, куда легче было бы сейчас остаться, объединиться для согласия и ждать спасения…

— Укутайте ее потеплее. Только не отогревайте слишком быстро.

Я расстегиваю «молнию» палатки и снова закрываю за собой, но Кванта успевает выскользнуть следом.

— Будь осторожен, — говорит она. — Начинается буря.

Она привязывает конец веревки к кольцу на палатке. Узел накрепко затягивается.

— Хорошо.

Ветер хлещет в лицо холодными иголками снега. Втянув голову в плечи, я пытаюсь отыскать следы девушки, ведущие от нашего лагеря к палатке Джулиана. Их уже начало заметать. Луна хмурится сквозь стремительные серые тучи, превращая горный склон в сплошное серое пятно. Я с трудом продвигаюсь вперед, заставляя себя думать только о Хагаре Джулиане. А не о том, что я бросил свою цепочку. И все равно машинально считаю шаги, отмеряя разделяющее нас расстояние.

Опасаясь потерять из виду следы, я не прячу лицо в капюшон, и встречный ветер покрывает ноздри инеем. От холода раскалывается голова. В воздухе нет ни запахов, ни следов Хагара Джулиана.

Та девушка, видно, шла по каменистому, свободному от снега склону: следы обрываются у широкой гряды, усеянной обломками сланца. Я останавливаюсь. Лагерь Хагара Джулиана должен быть где-то поблизости: когда я наблюдал за ними с горы, они расположились не дальше трех сотен метров.