Журнал «Если» - «Если», 2012 № 07

Седой, захлебывавшийся кровью — в него попали две пули, — прорычал:

— Подонок.

— Молчи, животное, — огрызнулся Харченко. И щелкнул своим инструментом. Только тут все поняли, что это барсучьи челюсти на шарнирах.

— Вас закусают барсуки, — пояснил Харченко. — Загрызут. Трудновато было найти несколько подходящих чучел, чтобы извлечь челюсти. Но мы нашли. Теперь экспертиза покажет, что надо. Эй, Дежнюк! Быстро сюда. Пора разобраться с предателями.

— Позвольте вопрос. На кого вы работаете? — почти спокойно подал голос Клотицкий. — Наша смерть не сойдет вам с рук.

— Барсукам не сойдет, — ответил Харченко, главный вопрос игнорируя. — А человечество будет спасено. И людей из Крыма эти твари не вытеснят. Ладно, вы бы еще Кенигсберскую область собрались им отдать…

— Глупо! Все равно бы решение принималось референдумом, — заметил Марцин. — А барсуки обо всем расскажут.

— Кто им поверит после такого? — спросил Харченко и наклонился к Василисе. — Жаль портить такую прекрасную шейку, но интересы человечества выше личных привязанностей. Прощай, красавица!

Земля разверзлась под ногами Харченко. Несколько клиновидных серых теней метнулись к нему с деревьев. Хрип, вскрик — и воцарилось молчание. Очень недолгое молчание. Потому что спустя пару секунд лес наполнился грохотом выстрелов, криками, писками, ревом и проклятьями.

Харченко провалился в барсучью нору и исчез без следа. Вместе с ним исчезли барсуки, сидевшие прежде в засаде на деревьях. А люди полагали, что они по деревьям лазить не умеют… Хотя что стоит научиться, если мозги работают?

Канонада еще не отгремела, а Седой слабеющими челюстями уже перегрыз сеть, опутывающую Литовкина. Олег вынул из кармана складной нож, с которым как истинный любитель походов не расставался, освободил Василису и Клотицкого. Сорвал с себя рубашку, располосовал ее, попытался перевязать раны Седому.

— Без толку, — прохрипел барсук. — Я должен успеть сказать! Мы как-то плохо закончили разговор… Нас прервали.

— Может быть, не стоит? — спросила Василиса. — Вам нужно срочно оказать помощь. Спасти.

Барсук захрипел.

— Спасти меня не в вашей власти. А умирать все равно придется. Я и так прожил долго… Почти сто лет.

— Сто лет? — изумился Литовкин. — Но барсуки живут…

— Что вы знаете о барсуках? — фыркнул Седой. — И электричество… Вода… Автомобили, за которые вы цепляетесь! Что бы вы сказали, если бы платой за расставание с этими устройствами стали двести — триста дополнительных лет жизни для каждого человека? Может быть, все пятьсот. Понимаете, почему я говорил, что нужно спешить? Как обидно за тех, кто умрет в эти два-три месяца… Они могли бы жить еще сотни лет!

— Он бредит, — констатировал Марцин. — Барсуки могут бредить.

— Нет, — прошептал Седой. — Нет. Я знаю, что говорю. Надо всего лишь выполнить требования.

Василиса взяла Седого за лапу, взглянула ему в глаза.

— Но ведь люди жили без электричества и водопроводов с начала истории. И это не слишком им помогло.

— Времена изменились. Пришла помощь, — заявил Седой. — Барсуки прежде тоже молчали.

— В случае отказа нас ожидает бомбардировка Европы вашими союзниками? — спросил Марцин. — Теми, кому мешают автомобили и линии электропередач?

— Нам хватит Крыма, — тихо ответил Седой. — А ваша жизнь в вашей власти.

Отошел барсук тихо, без стонов и хрипов, Закрыл глаза и словно уснул.

— Хотел бы я знать, что он имел в виду, — грустно сказал Литовкин. — Однако какой сволочью оказался Харченко!

— И что нам теперь делать после эта сволочь? — от волнения Клотицкий перестал говорить по-русски правильно, чего с ним прежде не случалось. — Мертвый барсук у нас на руках, загрызенный Харченко и его люди… Они из спецслужб, вер-роятно!

— Только из чьих спецслужб? — спросила Василиса. — Если из наших — мы получили лишь временную отсрочку. Зря мы отказались от профессиональной охраны.

Сухие листья на месте норы, куда барсуки утащили Харченко, зашевелились.

— Нам должны помочь они! — с энтузиазмом воскликнул Марцин. — Если не разочароваться в людях…

— Никогда не думала, что мне придется ждать спасения от барсуков, — горько усмехнулась Василиса. — Неромантично как-то.

Появившийся из норы барсук вид имел необычный, в чем-то даже вызывающий. Помимо черных полос, идущих вдоль морды через глаза, характерных для любого барсука, над носом его красовались словно карикатурно нарисованные усы. Они выделялись другим цветом меха на белой шерстке.

— Намек, — прозорливо заметил Марцин. — Намек на наше предательство.

— На предательство Харченко, — уточнила Василиса. — И тех, кто стоит за ним.

Опешивший Литовкин только показывал на барсука пальцем. Лишь после того, как зверь устроился у костра и подобрал прутик с сосиской, специалист-эколог пробормотал:

— Разве вы не видите? Это же и есть Харченко! Глаза… Форма скул. Уши. Об усах я уже молчу!

Василиса вздрогнула.

— И повадки все его… Походка. Как он лапы держит!

Барсук обернулся, внимательно, даже проникновенно посмотрел на людей и заявил:

— Можете звать меня Лео. И не беспокоиться насчет своей безопасности. Все вопросы я улажу. И с барсуками, и с людьми.

— О, — вздохнул Клотицкий. — Но как такое возможно?

— Вернемся к нашему разговору, — словно ни в чем не бывало продолжил барсук. — Электроны не нужно гонять по проводам, словно стада безумных мошек. Надеюсь, вы все-таки это поймете.

— Иначе? — спросил прагматичный Марцин.

— Иначе нор на всех не хватит, — многозначительно заявил барсук.

Каждый понял его по-своему.

Приличия ради вороша палочкой траву, Савелий Павлович брел по желтым от одуванчиков полянам, беспечно уверенный в том, что берестяной кузовок как был, так и останется пустым. В конце концов шампиньоны можно купить и на рынке, а вот нервов на рынке не купишь. Глубокая мысль. Кстати, может быть, оно и хорошо, что не купишь. Поступи нервы в продажу, ученички бы их тоже прикупили, причем наверняка в гораздо большем количестве.

Нелегко, ох нелегко дался молодому педагогу первый год работы. Совершить одиночную вылазку на природу Савелия подбил его коллега Петр Маркелович, сказав: поди поучись у грибов, как надо за грибницу держаться. Под грибницей старший товарищ, скорее всего, подразумевал коллектив или даже общество в целом. Циник он, этот Петр Маркелович, дай ему Бог здоровья!