Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1993 №01

Гуарани же, помимо всего прочего, считается здесь символом «парагвайства», местного патриотизма. Благодаря этому вся жизнь парагвайца от рождения до смерти проходит под его знаком, и трудно найти здесь какую-либо форму человеческой деятельности или ее плодов, которым бы не было присвоено имя «Гуарани»: марка пива и содовой, названия обменных касс и кефира, крупнейшего пятизвездного отеля на главной площади Героев, туркомпании и масла, магазинов, лавочек, печенья, контор автопрокатных и... похоронных.

Мой повышенный интерес к окрестностям не ускользнул от внимания шофера такси. Он вежливо поинтересовался, не впервые ли я в Парагвае. Получив утвердительный ответ, с готовностью сам предложил «кое-что» показать и рассказать по ходу движения.

Путь к центру лежал по улицам, насыщенным «достопримечательностями», связанными с событиями февральского военного переворота 1989 года. Сделав небольшой крюк, услужливый таксист показал мне, например, здание американского посольства. Огромный, площадью с наши Лужники, квартал, охваченный мощной, метровой толщины железобетонной стеной, отделанной снаружи внешне безобидным и даже привлекательным орнаментом. «Ни один имеющийся в Парагвае снаряд ее не пробьет!» — с непонятной мне гордостью сказал водитель. Стену возвели прямо накануне переворота, в ожидании его. Хозяева этого квартала, видимо, опасались, что бои за власть будут более ожесточенными, чем оказалось, и заранее позаботились о своей безопасности.

На нашем пути попалось и такое «памятное место», как все еще хранящий следы от пуль дом на перекрестке проспекта Испании и улицы Америки. С его балкона раздался выстрел базуки, уничтоживший прятавшегося под крылышком Стресснера бывшего никарагуанского диктатора Сомосу.

Проехали мы и мимо «Мбурувича рогу» (на гуарани — «Дом вождя») — бывшей резиденции Альфредо Стресснера. Сейчас она конфискована и пустует, но в смотровых щелях бетонных сторожевых будок мелькают лица солдат. Однажды из амбразуры открыли огонь по фотографу газеты «АБЦ колор». Он пытался сфотографировать эту «реликвию». От кого или для кого берегут ее? «Я бы продал весь этот комплекс русским под их посольство, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал мне директор этой газеты. — Это был бы красивый и глубоко символичный жест». А почему бы и нет, подумал я.

Метрах в пятистах от «Мбурувича рогу», ближе к центру, раньше размещался полк президентской гвардии, чуть подальше находится генштаб, где был арестован диктатор, потом — министерство обороны и уже в самом центре города перед зданием парламента — штаб-квартира полиции. Все это «очаги» яростного сопротивления сторонников Стресснера, тех, кто в ночь на 3 февраля сражался насмерть, и даже не столько за него самого, сколько за собственную власть и привилегий, давшие им неограниченные возможности бесконтрольно расхищать и распродавать страну.

Ностальгия по прошлому?

За время пребывания в Парагвае мне не раз, и от самых разных людей, приходилось слышать, что-де отдай Стресснер власть лет эдак десять назад, и, глядишь, в самом деле вошел бы в историю этой страны как отец-благодетель, железной рукой установивший здесь мир и порядок, создавший условия для ее пусть умеренного, но непрерывного экономического роста.

Действительно, сейчас редко от кого, разве что от прямых жертв репрессий или родственников замученных в застенках режима да пропавших без вести патриотов, услышишь недоброе слово о первой четверти века его правления. Ностальгия по «старым добрым временам», когда и вода была мокрее, и небо голубее, и все были сыты, одеты и довольны, — дело известное. Здесь тоже поговаривают, что при Стресснере были в стране и дисциплина, и мир, и порядок, каждый знал свой шесток и «не высовывался». Не то что ныне — и манифестации, и забастовки, и захваты крестьянами земель, и постоянно возникающие скандалы с коррупцией и контрабандой, все чем-то недовольны, все время чего-то требуют. И не было раньше ни этих профсоюзов, ни этих бесчисленных, рвущихся к власти политических партий, и никто не осмеливался посягать на авторитет и доброе имя канонизированных национальных героев.

Ворчат «ностальгики», огрызаются на «новые времена» и «эту демократию», вздыхают по прошлому; когда все было просто и ясно, а заодно и по его символу — диктатору Стресснеру и царившему при нем кладбищенскому миру и порядку. И сетуют, что подвел их «вождь «Мбурувича», «пересидел». Да, не знают меры диктаторы, но и их окружение помогает им, потому что за спиной покровителя вольготно жиреть на государственной ниве, творить беззакония. Вот и подгнил «Мбурувича», проворовался вместе со своей семьей и свитой, столкнул страну в болото повальной коррупции и казнокрадства.

Только один пример. Во время второго приезда в Парагвай меня пригласили на открытие последнего, 18-го блока гидроэлектростанции Итайпу. Событие по парагвайским, да и по латиноамериканским масштабам грандиозное, под стать самой ГЭС — крупнейшей в мире и размерами, и выработкой электроэнергии — 12,6 миллиона киловатт. Совместная парагвайско-бразильская стройка началась в середине 1975 года. Вот тогда-то хлынули в Парагвай доллары водопадом. Именно тогда и поднялись в столице первые небоскребы, стали строиться современные автострады. Валютные резервы намного превысили внешний долг, страна стала набирать темпы экономического роста, открывались неплохие перспективы развития. Но «легкие деньги» вскружили головы правителям, напрочь коррумпировали чиновников, и, когда в 1979 году строительство в основном завершилось и в Итайпу начался монтаж одного за другим энергоблоков, в страну уже вместо прогресса пришли спад и дремучий застой. Все растащили приспешники тирана. Многие из шикарных вилл, украшающих въезд в Асунсьон со стороны аэропорта, как раз строились в те, «золотые» годы. Ко 2 февраля 89-го казна оказалась почти пустой, а внешний долг достиг 2,4 миллиарда долларов. Для маленького Парагвая с 4-миллионным населением это много.

Кто знает, уйди Стресснер «вовремя», и, может быть, в самом деле люди, захваченные эйфорией крушения всего, связанного с прошлым, не срывали бы так истово его портреты, не низвергали бы его прижизненные бюсты и памятники, не переименовывали бы города, мосты и аэропорты. А то теперь на всю страну остался всего лишь один монумент с его изображением, да и то, наверное, потому, что запечатлен он на нем в компании с индейским вождем Ламбарэ, который встретил здесь первых испанских конкистадоров, и с тремя «отцами нации» — героем войны против Тройственного союза Аргентины, Бразилии и Уругвая и послевоенным президентом генералом Бернардино Кабальеро и отцом и сыном Лопесами. Кстати, сама история сооружения этого «последнего» памятника тоже вполне достойна времен «славного десятилетия».