Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1993 №05

— Ваши, барон.

— Да, мои,— торопливо продолжил он.— Последние два века я не знал покоя. Сегодня здесь, завтра там. Разве это настоящая жизнь? Но как-никак я жил! Теперь я вдруг понял, что не хочу в Блитцен. Не хочу, чтобы мое путешествие за кончилось. Вот почему я повторяю вам — еще одно слово, и я вас убью.

— Не надо угроз, барон,— сказал я.— Одно мое слово может убить вас быстрее пули.

Пистолет исчез.

— Пожалуй, что так, — сказал Гриндельвальд. — Похоронный звон в Блитцене подтверждает ваши слова. Я не буду вам угрожать. Сейчас мы расстанемся. Ступайте своей дорогой, а я пойду своей, поверяя свою загадку попутчикам, как я это делаю более двух веков. Конечно, пистолет больше не понадобится. Чем меньше побудительных причин для раскрытия тайны, тем лучше для меня.

Человек в унтах открыл дверь в пассажирское отделение, мельком взглянул на меня и направился в багажный отсек. Он вынес мой чемодан и пошел по дорожке к ярко освещенным дверям аэропорта.

— Прощайте, мистер Макграт,— сказал барон.— Спасибо за компанию. Моя история, надеюсь, помогла вам скоротать время.

Говорить больше было не о чем. Я встал.

— Прощайте, барон,— сказал я и начал спускаться по трапу.

— Мистер Макграт! — голос барона заставил меня обернуться. Я посмотрел в купе через открытую дверь. Барон сидел в темном углу, и его совсем не было видно. Немного помолчав, он сказал:

— Согласитесь, что таскаться по свету еще двести лет, предлагая всем и каждому загадку, ответа на которую я не желаю знать, бессмысленно и глупо. Блитцен — это тихое, спокойное местечко. Я помню его с детства. Рано или поздно каждое путешествие должно закончиться, и я думаю закончить свой путь именно в Блитцене. Пожалуйста, объясните все до конца.

Я колебался.

— Прошу вас, продолжайте,— настаивал барон.

— Вы помните, почему вы спрятали бриллиант в перечницу? — сказал я.— Потому, что в солонке было слишком мало соли, чтобы прикрыть камень. Отправившись в очередной раз к буфету, чтобы выпить вина, граф набил деревянную табакерку солью. Когда вы отослали его в альков, он положил Золотую звезду в табакерку и кинул ее в ров. Наполненная солью, она погрузилась на дно.

Вода проникала в щели табакерки, соль понемногу растворялась, и табакерка становилась все легче и легче. Граф Штокхорн предвидел, что вы будете обыскивать дно и поверхность рва. Однако он знал, что ныряльщики могут работать только при свете дня, а гладь воды можно осмотреть и ночью при факелах. Как покровителю наук, графу Штокхорну не составило труда вычислить количество соли, необходимое для того, чтобы табакерка всплыла примерно на рассвете. Даже если бы ныряльщики прибыли раньше, чем это случилось в действительности, они скорее всего не обратили бы внимания на предмет, плавающий на поверхности. Впрочем, думаю, что граф подобрал табакерку из воды во время утренней лодочной прогулки еще до того, как ныряльщики приступили к работе.

Слышно было, как барон вздохнул в темноте.

— Значит все произошло так просто.— Он помолчал, а затем добавил: — Последний вопрос, мистер Макграт. Надеюсь, он вас не оскорбит. За время странствий я встречал людей с более развитыми аналитическими способностями, чем ваши, и, сказать по правде, более острого ума. Однако рано или поздно моя история всегда ставила их в тупик. Как же вы додумались до разгадки?

— Стоило только догадаться, как был спрятан бриллиант, а дальше уже оказалось совсем нетрудно определить вора и характер его действий,— сказал я.— А как спрятали камень — соль, ров, табакерка,— вы подсказали мне сами.

— Я?

— Помните, вы смеялись над моей неудачной догадкой насчет вина? Вы еще сказали, что раз уж я связан с торговлей виски, то должен думать, что вор запил бриллиант вином. Это явление вы окрестили альтдорфской приметой. Но ведь виски можно не только пить. Виски годится и для контрабандной торговли. Во времена сухого закона контрабандисты, переправлявшие спиртное на судах, часто нагружали ящики с виски каменной солью. Если им угрожал досмотр, они выбрасывали груз за борт, замечали место и возвращались туда через день, когда ящики уже всплыли на поверхность и покачивались себе на волнах в целости и сохранности. Это был неплохой трюк. Кстати, его изобрел мой отец.

— Ага! — воскликнул Гриндельвальд.— Как я не раз говорил, происхождение всегда сказывается.

В этот миг фары тягача, перевозившего багаж с другой половины поля, осветили внутренность вертолета, и я впервые смог хорошенько рассмотреть барона Гриндельвальда. На нем была поношенная черная шинель со стоячим воротником и треуголка с потускневшей черно-желтой кокардой. Он не был похож ни на сумасшедшего, ни на человека двухсот пятидесяти лет от роду. Он выглядел осунувшимся и усталым, как после долгого пути.

Барон слегка поклонился.

— Благодарю вас, мистер Макграт,— сказал он.

Но прежде, чем я смог понять, что было написано на его лице — умиротворенность или просто покорность судьбе, — тягач изменил направление, и внутренность вертолета погрузилась во тьму.

Мгновение я медлил, раздумывая, не окликнуть ли барона. Потом я повернулся и пошел по бетонной дорожке к ярко освещенным дверям навстречу последнему этапу своего путешествия до Омахи.

Перевел с английского М. Родионов

Глава девятая

На столе Карла Фергюсона зазвонил телефон. Доктор ответил, но затем позвал Уилсона. — Это вас, Андервуд. Уилсон взял трубку.

— Черт побери, Герби, как ты узнал, что я здесь?

— Я вычислил. После шести звонков в разные места оставалось только это.

— Точно. Так что ты хочешь?

— Кто убил Эванса?

— Ты же это отлично знаешь, милый Герби.

— Волки?

— Оборотни, те самые, что укокошили шестерых других.

— Как шестерых?

— А так. Сегодня утром нашли скамейку, и на ней только пятна крови. Это все, что они оставили от № 6. Группа первая, резус отрицательный! Никаких других следов.

— Послушай, на меня насела орава журналистов. Их полно и в парке. Они слетелись отовсюду: Эванса хорошо знали. Пока еще никто не связал его смерть с остальными происшествиями, но сходство очевидно. Поэтому не стоит этого подчеркивать, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Само собой. У меня все еще недостаточно доказательств, которые могли бы поставить тебя в затруднительное положение. Есть рыбка, но я ее еще не подсек.

— Что за рыбка?

— Улика, которая тебя убедит. Как только я ее раздобуду, сразу же сообщу в газеты, но не раньше. На это ты можешь рассчитывать.

— Черт знает что, Джордж. Если бы не этот допотопный параграф 147, я бы тебя немедленно уволил.

— Так валяй, Герби, чего ждешь? Ты был туповат еще мальчишкой и с тех пор ничуть не изменился. Тебе следовало бы сделать это давно, в тот самый день, когда ты понял, что я прав.