Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1960 год

Мы наблюдали, как сильно изменяло окраску моря это «цветение». Вода иногда становилась красной или зеленой, соломенно-желтой или коричневой в зависимости от преобладания того или иного организма.

Остракоды, ночесветки и другие рачки, которые водились в морской толще, придавали воде красноватый оттенок. Этот необычный цвет не раз озадачивал путешественников.

Гончаров, например, в книге «Фрегат «Паллада» рассказывал, что море у берегов Японии покрывалось красной икрой, словно толченым кирпичом. Надо полагать, писатель ошибался, принимая за красную икру ночесветку, похожую на розоватый шарик. А однажды в Атлантике с парохода заметили кроваво-красные полосы в несколько миль длиной. Среди них плавал кит. Моряки подумали, что кит ранен и истекает кровью. Когда же они зачерпнули из-за борта ведро воды, то увидели остракод. Кит просто-напросто питался ими.

И еще одно интересное явление наблюдали мы из иллюминаторов «Северянки» — фосфорических рачков. Рачки виднелись только на глубине, куда проникал очень слабый свет. На фоне темно-синей воды они походили на мерцающие фонарики. Когда проскальзывала мимо рыба, они вздрагивали и кружились.

Рачки, а заодно с ними некоторые медузы, гребневики, черви, ракообразные вызывают сильное свечение моря. Это бывает не только в глубине, но и на поверхности моря в темные ночи. Течениями светящиеся организмы выносятся наверх, и на воде появляются яркие сполохи. Но еще чаще свечение можно наблюдать с корабля, если смотреть на бурлящую за кормой воду. Фосфорические организмы, встревоженные винтами, поднимаются с глубины и долго кружат, пока, наконец, не опустятся вниз. Светятся и бактерии, которые, размножаясь в больших количествах, делают воду похожей на жидкий фосфор.

По светящемуся следу корабли во время похода соблюдают кильватерную колонну, рыбаки находят косяки рыб или дельфинов, летчики обнаруживали неприятельские суда. Демаскирующее значение этого явления впервые оценил Степан Осипович Макаров в 1877 году при ночной торпедной атаке турецкого флота в Батумской бухте. Он правильно предполагал, что нельзя к кораблям подойти незамеченным. Быстро идущий катер оставляет след, нетрудно уйти и от торпеды, которую тоже можно увидеть по светящейся дорожке.

Но для Сергея Потайчука и Станислава Федорова «светлячки» представляли другой интерес. Некоторыми такими рачками питалась сельдь, и наши неутомимые исследователи измеряли примерное их количество в различных районах.

Когда лодка поднималась в верхние слои, Потайчук через краник глубомера брал воду для гидрохимического анализа.

Благодаря приборам, сконструированным специально для подводных исследований, мы сравнительно быстро получали данные, которые нашим предшественникам давались нелегко.

Когда-то было очень трудно измерить, например, глубину моря. На дно опускали трос с подвешенной гирей. Эта «операция» отнимала много сил и времени. Фритьоф Нансен за трехлетний дрейф на «Фраме» сделал всего лишь 62 промера океана. Теперь эхолот позволил отказаться от этой утомительной работы. Он ежесекундно воспринимал отраженные от дна сигналы и чертил профиль дна со всеми скалами и хребтами.

Легко определялись и температура и соленость различных слоев моря. Это делалось при помощи электронного термосолемера. Датчики прибора устанавливались за бортом, и, когда океанолог включал питание, на экране светилась индикаторная полоса. Азимутальной ручкой он совмещал индикаторную линию с отсчетом, узнавая таким образом температуру и соленость воды. То же самое дублировал электротермосолемер.

Для определения прозрачности воды применялось простое и оригинальное приспособление. Перед верхним иллюминатором незадолго до погружения привязывался шкертик с укрепленными на нем через каждые 5 метров алюминиевыми трубками, напоминающими в воде селедок. Поплавок на конце веревки вырывался на поверхность и натягивал шкертик. По трубкам можно было отсчитать видимость. Если, например, различалось двадцать трубок, то видимость составляла 100 метров. К сожалению, за весь наш рейс нам не удалось увидеть больше четырех-пяти трубок…

Федоров тщетно пытался рассмотреть сети. Нам так и не пришлось увидеть из-за сильного цветения, как попадает в сети рыба.

Но зато в одно из погружений ученые неожиданно вплотную подошли к загадке, которая их давно волновала. Помню, как Сергей Потайчук, записывающий показания эхолотов, воскликнул:

— Наконец-то нам улыбнулось счастье!

Все, кто был в научном отсеке, оглянулись на него.

— В данную минуту мы находимся на глубине...

— Пятьдесят метров, — торопливо подсказал кто-то.

— Точно, — согласился Потайчук, — а чуть ниже Нас бродит месса косяков. Смотрите, как...

Эхолоты «пишут» сельдь

Да, эхолоты показывали косяки. Самописцы, эти умнейшие приборы, наносили на ленту расплывчатые точки и пятна. Точки и пятна перемещались, то собираясь вместе, то разбегаясь по глубине. Одно пятно на ленте по размерам не превышало копеечной монеты. Федоров, зная площадь исследуемого участка, подсчитал плотность скоплений рыбы. Сельдь шла, как показывала эхограмма, тесными стаями. Шла навстречу сетям и на той же глубине, на какую они были опущены в воду.

Альберт Дегтярев, находящийся в гидроакустической рубке центрального отсека, услышал тонкий вибрирующий свист.

— Это сельдь! — уверял он, прижимая плотнее наушники. — Рыба «разговаривает». Или предупреждает об опасности, или созывает косяки. Вы и не представляете, как прекрасно селедки понимают друг друга!

— Но у рыбы нет ушей?!

— И тем не менее она слышит. — Дегтярев включил магнитофон, чтобы записать на пленку «разговор» косяков. — Слышит, конечно, не ухом, какое есть у высших животных. Сельдь чувствует колебания воды, в том числе и на таких частотах, которые человеческим ухом не улавливаются.

Всем нам не терпелось опуститься к косякам и увидеть рыбу своими глазами. Лодка с большим наклоном пошла вглубь. Но где же косяки?

Эхолоты, до сего времени твердо показывающие сельдь, вдруг прекратили запись. Создавалось впечатление, будто рыба, испугавшись неведомого чудовища, шарахнулась в сторону. Или мы промахнулись и опустились ниже косяков?

Лодка поднялась на десяток метров к поверхности. И снова поплыли внизу косяки. Рыба словно играла с нами в прятки. Погрузились еще раз — прежний неутешительный результат.

— Надо всплывать, — сказал, наконец, Соколов. — Узнаем, как дела на «Месяцеве».

— А что на «Месяцеве»? — воскликнул Потайчук. — Там сейчас не знают, куда рыбу девать...

Засвистел в трубах сжатый воздух, выталкивая из балластных цистерн воду. Освобожденная от тяжелого груза, лодка быстро всплыла.