Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1963 год

Вездесущие

Каких только заданий не поручают летчикам Аэрофлота. Доставка в дремучие дебри геологов, аэровизуальные съемки местности, метеорологические наблюдения на разных высотах, ледовая разведка, поиски в морях и океанах косяков рыбы, морского зверя, китов — все это обычные дела наших авиаторов.

За последние годы вертолеты зарекомендовали себя и отличными строителями. С помощью винтокрылых машин устанавливаются опоры высоковольтных линий, укладываются трубы газо- и нефтепроводов, воздвигаются телевизионные вышки.

Когда погасли маяки

Н а нескольких островах вблизи Таймыра вдруг погасли маяки: кончилось горючее. Гидрографические суда не смогли пробиться через тяжелые льды.

На помощь пришли полярные летчики. Командир вертолета Моисеев вместе с инженером-навигатором атомохода «Ленин» Гамбургером быстро доставили горючее, и маяки загорелись снова.

На работу — по воздуху

Город Нефтяные Камни построен в море. Здесь добывают черное золото. Многие нефтяники живут в Баку. На работу и с работы их доставляют воздушные автобусы — вертолеты. На линии Баку — Нефтяные Камни авиация выполняет роль обычного городского транспорта.

Только факты

На самолетах, вылетающих из московских аэропортов и прилетающих в них, за год перевозится свыше 4,5 миллиона человек.

...Из одного аэропорта Внуково каждый год отправляется столько грузов и почты, что для их перевозки понадобилось бы несколько тысяч железнодорожных вагонов.

Протяженность авиалинии Москва — Петропавловск-Камчатский — 8 840 километров. Самая длинная континентальная авиатрасса в Соединенных Штатах Америки Нью-Йорк — Сан-Франциско почти вдвое короче — 4 565 километров.

...Удельный вес авиаперевозок Аэрофлота в общем объеме перевозок Международной организации гражданской авиации, в которую входят 83 государства, в 1959 году составлял 12,2 процента.

...С 1952 по 1960 год объем пассажирских перевозок на воздушном транспорте СССР возрос более чем в 8 раз, а в США — менее чем в 2,5 раза.

Фото К. Толстикова

На севере Аляски находится мыс Барроу, далеко вдающийся в Северный Ледовитый океан. Здесь лежит необыкновенное озеро под названием Нувук.

Исконные жители этих мест — эскимосы давно заметили, что озеро состоит из двух слоев: верхнего — пресноводного и нижнего — горько-соленого.

В большинстве озер течения и ветры перемешивают воду. А в Нувуке существует четкая, резкая и постоянная граница между пресным и соленым слоями. Это объясняется тем, что течений в Нувуке нет. Значительную часть года оно лежит укрытое от ветра ледяным покровом. Двухметровый пресноводный слой под холодным дыханием Арктики часто замерзает целиком.

Ученые полагают, что это озеро образовалось из залива, постепенно отрезанного от моря поднявшейся сушей. Обильные зимние снегопады и весеннее таяние приносят в этот «мешок» пресную воду, а суровый климат препятствует ее перемешиванию. Новые порции морской воды, перебрасываемые иногда в шторм через низкую перемычку, опускаются вниз, так как они тяжелее, и там накапливаются. Поэтому в Нувуке придонные слои солонее соседних вод океана.

Интересно, что и органическая жизнь в разных «этажах» Нувука различна. Наверху живут такие растения и животные, которые можно встретить в близлежащих пресных озерах и реках Аляски. А флора и фауна нижнего «этажа» типична для соленых вод Северного Ледовитого океана.

Из книги «Индейцы и мухи»

В льяносах Венесуэлы лошади умирали от болезни, которая вызывала паралич задних ног; скотоводы называли эту болезнь «дерренгадера» или «песте боба». Житель степи — льянеро — без коня все равно что косец со сломанной косой. Без коня льянеро не может отбирать, кастрировать, клеймить и перегонять к далеким бойням скот, дичающий день ото дня. Коровы и молодняк собираются в плотные стада под предводительством старых быков и уходят в глубь лесов. Избегая всякого соприкосновения с людьми, эти стада быстро растут, превращаясь в неисчислимые орды огромных полудиких животных каштаново-коричневой масти. Справиться с ними без лошадей невозможно. Поэтому дерренгадера нависла смертельной угрозой над льяносами.

Тогда-то правительство Венесуэлы обратилось за помощью к французскому ученому. Представьте себе специалиста-паразитолога, оказавшегося в таком чуждом и неожиданном окружении, как льяносы. Его охватывает гнетущее чувство страха, что он не справится со своей работой, объем которой сознание невольно связывает с безмерностью раскинувшихся вокруг просторов.

Поэтому, когда я, покинув северные районы Венесуэлы, пересек реку Апуре и увидел бескрайнюю равнину льяносов, первым моим побуждением было немедленно от всего отказаться! Передо мной лежал совершенно неведомый пейзаж, бесконечный, безбрежный; равнина была пуста, ее продолжение угадывалось далеко за выпуклой чертой горизонта. Ничто человеческое не могло ее объять или измерить: здесь все было беспредельным. Я был подавлен этой необъятностью.

Уже вечерело, когда мы переправились через реку. Проводник предложил заночевать на ферме английской компании, где когда-то работал.

Мы застряли в первом же болоте. Несколько досок, уложенных под колеса нашего новенького грузовика, образовали жиденький настил, по которому мы выбрались из грязи, потеряв немало времени. Когда я снова примостился на канистре с бензином рядом с женой, уже начало смеркаться. Мы ехали в ночь, а за спиной, на западе, красноватое солнце погружалось в море трав.

В наступающей темноте я пытался мысленно охватить свои новые владения — плоскую равнину, занимающую 75 тысяч квадратных километров, на которых паслось около 50 тысяч коней и стада коров и быков числом от 700 до 800 тысяч голов. Людей здесь жило не более 70 тысяч, и почти все — по берегам рек.

Наш красный грузовик катился по траве, не оставляя следов и не поднимая пыли. В кузове, в ящиках с заботливо наклеенными ярлыками, была моя передвижная лаборатория. За металлической сеткой суетились белые крысы. Оставалось только выбрать какое-нибудь временное пристанище для нас с женой, приборов, оборудования и приступить к работе.

На ферме мы прогостили два дня. Здесь я впервые увидел под микроскопом, как трепещут, сокращаются и извиваются, словно змеи, трипаносомы в крови лошади, обреченной на смерть от прогрессирующего паралича. А пока эта лошадь, молодая, недавно объезженная алезанка, все еще была прекрасна и с виду полна сил! Кожа ее трепетала от прикосновения человеческой руки. Пришлось даже завязать ей глаза, чтобы я смог подойти и взять пробу крови из кончика уха. Но вся эта пугливость и чуткость были уже одной видимостью: когда лошадь отпустили, она побежала в степь, с трудом переставляя задние ноги; круп ее странно раскачивался из стороны в сторону — координации движений уже не существовало. Эта гордая алезанка напоминала танцовщицу, причудливую и жуткую, потому что неизбежным финалом танца была смерть.